Мизантроп - [27]

— Прежде всего, нужно забыть о нравственности. Чем скорее удастся отделаться от постылой привычки по любому поводу вспоминать о милосердии, морали и совести, тем ярче и свободнее станет жизнь! Уже сейчас из культурной парадигмы смело вышвыривают устаревшие понятия. И это не должно нас беспокоить, наоборот, мы обязаны всеми своими силами и умениями содействовать разрыву с религиозными догмами.

— Религиозными догмами? А они здесь причем? — не удержался я от реплики и, наверняка, сделал это зря. Дал профессору точку опоры для новых утверждений. Что-то подсказывало, что если бы я промолчал, Манин быстро бы выдохся. Но я сообразил это слишком поздно.

— Как же! Мораль и совесть — поповские выдумки. Они мешают нам поступать по-человечески. А это значит, что мы сможем стать настоящими людьми, только вернув природное право действовать рационально, не стесняясь получать прибыль от каждого поступка.

— А совесть мешает вам получать прибыль?

— Мешает.

— Каким образом?

— Шепчет на ушко: «Не получай прибыль, поделись с обманутым тобой». Иногда мне не хватает силы воли не обращать внимания на голос совести. Считается, что сам с собой человек сумеет договориться. Но это далеко не всегда верно.

— Насколько я понял, вы человек нерелигиозный, но признаете, что и у вас все равно возникают проблемы с совестью. Выходит, религия не виновата? Не пробовали отыскать другие причины?

— А кто виноват? Пушкин, что ли? — спросил Манин сердито. — Родители решили сделать из меня примерного культурного человека. Сколько труда им это стоило — умолчу. Но культура пропитана религией. Мне ли этого не знать! Культура — продукт древнего культа, искусство — попытка привнести в нашу жизнь искусственные чувства и понятия. Чтобы стать настоящими людьми, мы должны отбросить устаревшие символы, которые придуманы лишь для того, чтобы ограничивать деятельность людей. В первую очередь ложную мораль. Совесть — всего лишь жалкий пережиток поповского воспитания.

— Но без морали жить невозможно. Нужен фильтр, который бы отделял плохое от хорошего, доброе от злого, больное от здорового.

— Лукавите, Уилов. Наводите тень на плетень. Если ваши научные знания — ничтожны, то и религиозная идея об этических фильтрах, как часть этого знания, — тоже становится необоснованной и ничтожной. А наши научные знания — глубоки и основательны, мы добрались до кварков и суперструн, вычислили темную энергию и темную материю, наши спутники уже улетели за границы Солнечной системы, мы готовим квантовые компьютеры и солнечные парусники… И ваши наивные вопросы мы тоже решим без помощи попов.

— Люди — существа разные, их надежды и мечты часто противоречат друг другу. Для того, чтобы они могли жить в относительной безопасности, необходимо договориться о правилах совместного проживания. И не всегда это тема для государственного законодательства, часто достаточно домашнего воспитания. Наверняка мама с папой вам объясняли, что плевать в прохожих нехорошо, даже если очень хочется. Люди научились отличать хорошее от плохого благодаря опыту, приобретенному поколениями.

— Легче организовать особые поселения для людей, чьи представления совпадают, чем заставлять всех подряд подчиняться наивным и давно устаревшим правилам. Собственно, именно об этом я и хотел с вами поговорить. Церковники виноваты еще и в том, что до обидного мало рассказывают про принципы устройства рая. Мы могли бы воспользоваться их идеями для построения идеального города будущего. Но они и сами с трудом представляют, как должно выглядеть привлекательное для праведников убежище. Длинные белые одежды и арфы — не способны сагитировать массу поклонников.

— Идея разделения общества мне не нравится.

— Мало ли кому что не нравится, — задумчиво сказал профессор Манин. — Вы будете мне помогать?

— Нет, — решительно ответил я. — Не вижу смысла участвовать в заведомо провальных проектах.

— Но вы еще не выслушали меня!

— Зачем, собственно? Насколько я понял, вы оказались в тупике и хотите, чтобы кто-нибудь рассказал вам про город будущего. На меня не рассчитывайте. Бредни про обязательный отказ от морали и неизбежность сегрегации мне не интересны. Я и сам могу говорить об этом часами. Понимаю, что раскол общества неизбежен, но участвовать в нем лично не намерен.

— Это ваше последнее слово?

— Да. Окончательное.

Мы немного увлеклись спором и забыли, что в комнате кроме нас находятся еще два человека. Лиду интересовала теория, Карачуна практика.

— Все понятно, — сказал Карачун, вставая с кресла. — Пойдемте, Манин. Вы проиграли.

Они ушли.

— Что все это значит? — спросил я.

— Не знаю, — ответила Лида. — Если бы у меня в тексте была такая сцена, то я обязательно закончила бы ее как-нибудь эмоционально. А так получилось очень вяло. Словно из воздушного шарика выпустили воздух.

Иногда Лида путает реальный мир со своими текстами. Не хочу сказать, что она придумывает плохо, с этим у нее все в порядке, но действительность богаче на фокусы, чем самая изощренная человеческая фантазия. Бывают дни, когда тихо радуешься, что выпала возможность поскучать или без трепета понаблюдать за вяло развивающимися вокруг тебя событиями. Как в данном случае. Поговорили на отвлеченные философские темы и разошлись по своим делам. Хорошо!