Мизантроп - [16]

И вот обо мне вспомнили. Лида немедленно вернулась. Сообщение появилось в личке. Лаконичное и конкретное. Меня, вроде бы, похвалили.

«Ваша попытка зачтена. Вознаграждение перечислено. Жду новых трудовых побед. Ваш К.»

— Карачун проявился, — сказала Лида. — Это лучшее подтверждение твоей истории.

— Ты думала, что я тебя обманываю?

— Какой же ты все-таки дурак, Уилов! Постарайся успокоиться. Занимайся своей футурономией, а я займусь своим делом. Соберу факты, которые можно объединить в правдоподобную историю, понимаешь?

— Нет. Что конкретно я должен делать? — спросил я.

— Продолжай трендеть про будущее.

— Фи! Звучит грубо. Ты думаешь, что это так легко?

— Прости. Вырвалось. Я не хотела тебя обидеть. Пойми, что сейчас от тебя не требуется качественная работа. Не старайся умничать. Главное, чтобы сообщения появлялись в Сети без перерывов. Сомневаюсь, что враги отличат блестящий текст о будущем от слабого. Ты и сам не всегда можешь это сделать.

— Понял.

Тестирование врагов

Удивительно, но ночью я спал хорошо, как невинный ребенок. Видимо, нервотрепка забрала слишком много сил. Я закрыл глаза, а потом открыл их. Не могу сказать, что чувствовал себя отдохнувшим или готовым к борьбе. Скорее, растерянным и утомленным. Голова болела, я не мог продуктивно думать, как того требовала ситуация. Было страшно. Единственной мыслью, если можно так назвать назойливые слова, вертевшиеся в голове, было признание очевидного факта — со свободной жизнью можно попрощаться. «Но если я буду удовлетворительно выполнять требования этих людей, то смогу надеяться, что они не уничтожат меня и оставят в покое Лиду».

Глупее и не придумаешь. Незавидный конец Прохора говорил о другом — моей жизни грош цена, потому что она находится в руках неизвестных мне людей, которые замышляют что-то недоброе. Как только я перестану быть им полезен, меня прихлопнут, как комара, сомневаться в этом не приходилось. Почему Прохор не сопротивлялся, когда его зарезали? Хорошо бы это узнать.

Конечно, я пытался выглядеть бодро и решительно, но Лида все равно относилась ко мне, как к больному ребенку. Надо признать, что у меня не хватило актерского мастерства, чтобы прикинуться героем.

— Принимайся за работу. Выстави в Интернет что-нибудь утром, — весь день будет свободен.

Легко сказать. Ничего путного я придумать не сумел, но вспомнил, как Лида посоветовала не умничать без необходимости и выставлять любой бред, при условии, что он будет связан с будущим. Доказать низкое качество моих заметок будет очень трудно, так как будущее — штука темная. Вот только я не мог заставить себя писать белиберду. Трепетное отношение к работе запрещало мне мухлевать. Нужно было отыскать подходящую тему для нового скандала.

Разумным было бы написать что-нибудь о сохранении сознания человека на внешнем носителе. Поистине тема, которую можно использовать для конфликтов и ругани сколько потребуется. На этот раз я обратил бы внимание энтузиастов на неоспоримый недостаток техники записи. Пройдет всего десять или пятнадцать лет и внешние носители будут заменены более продвинутыми. Как это неоднократно происходило в последнее время. И если вдруг понадобится людям восстановить образ с резервной копии, нужной аппаратуры давно уже не будет в наличии. Мне могут возразить, что для такого случая сохранят старинные технологии. Но приборы не вечны, они имеют ограниченный срок службы. Приготовьтесь, господа, вам предстоят гигантские непродуктивные затраты. И дело не только в деньгах. Стократно возрастает вероятность сбоя и поломки. Потребуется долгие годы поддерживать в рабочем состоянии сложное древнее оборудование, использовать которое будут крайне редко, от случая к случаю. А это уже фантастика.

Лида прочитала и одобрила. Я выставил текст в Сеть. Ответ пришел почти сразу, минут через пятнадцать. Он не отличался оригинальностью:

«Ваша попытка зачтена. Вознаграждение перечислено. Жду новых трудовых побед. Ваш К.»

— Повтор, — сказала Лида, улыбнувшись, впервые за последние сутки. — Формальное отношение к делу еще никого не красило. Сообщение характеризует Карачуна не с лучшей стороны. Он или туповат, или пофигист. Это дает нам шансы на сопротивление.

— Отвечать может робот. Или, что более вероятно, у Карачуна пара десятков таких страдальцев, как я, вот ему и не до оригинальности.

— Не буду спорить. Но мы получили право на ответный ход, глупо было бы им не воспользоваться. Жаль, что ты не любишь общаться с людьми. Сейчас тебе следовало бы поговорить со специалистами. Если ты прав, и таких, как ты, поднадзорных, и в самом деле несколько десятков, нам следует отыскать их. Наше оружие — информация. Ладно, сиди, думай. Я скоро вернусь.

Хлопнула дверь. Я остался один. Мысли меня посетили невеселые. Неприятно было сознавать, что привычная работа — изучение будущего, может оказаться опасным делом. До сих пор я был уверен, что трудно отыскать более далекое от реальности занятие. А вот надо же! Нашлись люди, которые стали серьезно относиться к футурологии. А ведь это обреченная на заблуждения псевдонаука. Как это глупо — путать прогнозы и предвыборные обещания. Жаль, что не все политики это понимают. Политика не должна быть умной, она должна быть эффективной. Как правило, ее сфера деятельности — тактика. До стратегии обычно руки не доходят. Не потому, что текучка заедает или времени не хватает. Дело в том, что мозг человека не приспособлен для того, чтобы оперировать длительными периодами времени. Вбрасывать лозунги и измышлять привлекательные картинки желаемого будущего — это, пожалуйста, только пока еще история человечества не знает примеров удачной реализации замыслов политиков. Это свойство не конкретных персонажей, облаченных реальной властью, а вообще людей. Возьмем, например, наших предпринимателей. Много ли отыщется любителей вкладывать деньги в проекты, которые, может быть, принесут через двадцать лет стабильную прибыль в десять процентов? Нет, им подавай триста процентов прибыли немедленно. И они по-своему правы. Разве кто-то может предсказать, каков будет мир через двадцать лет? Или хотя бы через пять?