— Постой, дедка, ты здесь что ищешь?
Старик не испугался, ленту положил, поленце на старое место подвинул:
— Я так… ничего, мил-человек. На миткали любуюсь. Больно гожи, тонки, чисты. Твои, что ли?
— Хозяйские, настить взял — стало быть, отбеливать, по пятачку с куска, — объясняет Никитка.
— Так, так, хороший ситец набьют из этакой ткани. Дай те бог удачи. А я шел дорогой, смотрю, что-де за тропы постланы. Ан вон что! Ну, я своей метелкой обмахнул — авось белее станут.
Хитрый старик оказался. Такой курносый, борода по пояс, рукавицы по локти. Тоже белые. И беленькую метелку под локтем прижал. Указывает он Никитке: «Глянь на миткали, такие ли были они в сумерки?»
Никитка пригляделся — и впрямь не узнать: снега белые, а миткали и того белей.
— Что это, дедушка? — спрашивает Никитка.
— Удача. Ночь тебе счастливая выпала. Морозец хороший бедному человеку помог. Больше и студиться нечего, скатывай…
Никитка и сам видит, что за какой-нибудь час миткали выбелились: хозяин за первый сорт примет.
Но вот с чего так получилось, Никитка не раскусит. А старик полезный, выгодно бы и дружбу с ним завести, в пай взять. Тогда только успевай миткали раскатывать.
Никитка старика в избу зовет погреться с мороза, чайку попить. А старик отнекивается, говорит, что далеко ему идти до дому, спешит, мол: нужно во что бы то ни стало к сроку поспеть. Обещает после побывать, если дорога в эти края выпадет.
Никитка начал его выспрашивать — как зовут да откуда он, куда и зачем идет. Старик не больно-то говорлив. Отвечает на все какими-то намеками, так что всего Никитка и понять не может.
— Зовусь я просто, да в миру меня по-разному кличут, кто как назовет. Живу на земле, на той, что и ты. По своим делам всеми дорогами хаживаю. Где человеку след — там и мне не запрет. Где человеку запрет — для меня все равно след. А сейчас по важному делу в дальний край путь держу. У меня сын с дочерью повздорили. Мирить их иду. Кого наказать, кого опечь. Один другого попрекает, за глаза не разберешься. А я правду умею находить, хоть как запутай. Хочу, мил-человек, память по себе оставить, чтобы ты добрым словом старика помянул. Возьми мою метелку, она мне покуда не нужна. А когда потребуется — зайду, возьму. Даю и навовсе и не навовсе, смотря по делам, как она тебе пригодится. С ней у тебя дело-то поспорее пойдет. Но береги метелку: потеряешь — такую-то и сам не свяжешь и в лавке не купишь.
Отдал старик метелку Никитке, шапчонку надвинул, утер нос голицей да и пошагал напрямик к болоту, только наст под ногой похрустывает.
Долго Никитка вслед ему глядел. Миткали скатал, метелку на плечо — и бегом в избу.
Утром навалил на санки мешки с отбеленным товаром, повез сдавать. Как раскинул он перед хозяином первые куски, так и удивил всех.
Много народу пришло сдавать; у тех бел миткаль, а у Никитки белей — шелком отливает. Народ дивуется, а Никитка от радости кулаки потирает, но помалкивает, как это так получилось, что миткали за одну ночь отбелены. Хозяин Никиткин товар за образец всем показывает, в носы тычет: вот, мол, как работать следует. И опять настить посылает. А бабы косятся на Никитку, ворчат:
— Принесли его черти со своим миткалем!
Никитка земли под собой не чует; раззадорился, спрашивает у хозяина:
— Почем с куска им платишь?
— Сколько и тебе — по пятачку.
Никитка норовит других обставить, побольше товару у хозяина заполучить, да и говорит ему:
— А я у тебя все подряды возьму по четыре копейки с куска. Не давай только никому ни аршина. Пусть, кто хочет, из моих рук получает, а уж я-то их научу.
Хозяин рад: дешевле и лучше. С того часа перестал в разные руки миткали раздавать. Никитка на весь миткаль подряд откупил и мужикам в слободе объявил:
— Кто хочет настить, приходите за миткалями ко мне в сарай. Плачу по три копейки с куска.
Делать нечего, хозяин работы не дает, до других фабрик далеко. Поскребли мужики в затылках и пришли к Никитке: ведь всю зиму не будешь сидеть без хлеба.
А Никитка на свою метелку понадеялся.
Дело у него пошло без заминки, без задоринки. Каждые сутки воз отбеленного миткаля отправлял хозяину.
Зима словно по заказу установилась — тихая, днем солнышко, а ночью мороз. Все на руку Никитке. Стал он по слободе гоголем ходить, перед стариками шапки не ломит; шарабан себе заказал и на фабрику ездит.
Скоро вздумал еще сбавить цену и заставил всех за две копейки с куска гнуться.
Бабы подступили было к Никитке:
— Не по закону делаешь: рядил так, а рассчитываешь иначе.
А Никитка свое:
— Коли не нравится, я чужесельских найду. Только гукни — бегом прибегут.
Однако стали люди за ним подглядывать, что это он ночью делает: неспроста миткали так белы. Видят — метелкой по миткалям машет, а к чему это — не поймут. Одни говорят — иней обметает, другие ладят — зельем каким-то кропит.
Пробовали допытаться:
— Что это у тебя, Никитка, за метелка такая, чем ты ее мажешь?
А Никитка в ответ:
— Такая метелка: кто спрашивает — по языкам бить, кто доглядывает — по глазам.
Выпала как-то ночь особенно лунная да морозная. После вторых петухов присел Никитка на соломе, глядь — опять тот старик, в белом, словно из-под земли выскочил; сбросил поленце, миткаль скатывает. Скатал один кусок, за другой принялся. Никитка к нему:
