Мистер Томпкинс внутри самого себя - [36]

— Если есть жизнь на других планетах, — поинтересовался я, — то биохимически она может быть как левой, так и правой, не правда ли?

— Мы считаем, что это так. Предполагается, что выбор между левым или правым случаен и зависит от того, как все начинается. Единственное, что можно утверждать с полной уверенностью, что жизнь обязательно должна существовать в какой-нибудь одной из двух форм — либо правой, либо левой, так как смешение форм было бы неэффективным. Половина ферментов организма обладала бы способностью воздействовать только на половину молекул, а это далеко не лучший способ функционирования. Мы получили бы в одном организме левый и правый антимиры, ведущие борьбу между собой не на жизнь, а на смерть.

Последние слова биохимика навели меня на мысль.

— Знаете, — сказал я, — то, что вы сейчас сказали, навело меня на мысль. С почти такой же ситуацией мы сталкиваемся в ядерной физике. Помню, когда я был студентом старшего курса, мой дедушка взял меня с собой на ускоритель элементарных частиц, который назывался бэватроном, поскольку ускорял частицы до энергий в несколько биллионов электро-вольт. Столкновение крохотных частиц, разогнанных до высокой энергии, с тяжелой металлической мишенью приводило к рождению новых частиц, нередко возникавших парами — «обычный» положительно заряженный протон и отрицательно заряженный протон или «обычный» отрицательно заряженный электрон и положительно заряженный электрон. Необычные частицы с зарядом, противоположным по знаку заряду обычных частиц, получили название античастиц. Разумеется, отношение «частица — античастица» коммутативно, т. е. действует в обе стороны: если Питер брат Джона, то Джон брат Питера.

Поэтому вполне возможно, что существуют антиатомы, антимолекулы и антигалактики.

— Означает ли это, что если бы существовали два антимира, то они вели бы борьбу между собой так же, как левые и правые формы в мире живого? — с интересом спросил мой приятель.

— Несомненно, — подтвердил я. — Если бы произошло столкновение частицы и античастицы, то вся их масса превратилась бы во вспышку радиации очень высокой частоты. Даже нейтроны, хотя они и не обладают электрическим зарядом, могут существовать и как частицы, и как античастицы, и при столкновении тех и других происходит аннигиляция. Количество высвобождаемой при столкновениях частиц и античастиц энергии чудовищно велико и во много раз превосходит энергию, которая выделяется при взрыве атомной бомбы, так как в последнем случае в энергию превращается не вся масса бомбы, а лишь ее часть. К счастью, подобно тому, как в наших организмах есть только левые аминокислоты, на Земле и в нашей солнечной системе существует только одна разновидность материи. Даже гигантские ускорители частиц в Соединенных Штатах, Советском Союзе и ЦЕРНе1 близ Женевы позволяют получить ничтожно малые количества античастиц, которые почти сразу же аннигилируют при столкновениях с «обычной» материей.

— Очень интересно, — прокомментировал мой приятель-биохимик. — Поразительная аналогия с лево- и декстромирами. А поскольку мы допускаем, что левый и правый миры могли бы сосуществовать, если бы они царствовали на различных планетах, то почему не могли бы существовать в нашем мире звезды, одни из которых состоят из обычной материи, а другие из антиматерии? Никакой опасности аннигиляции при этом не возникало бы, если не считать случайного столкновения звезд, но такое событие, насколько я понимаю, чрезвычайно редко.

— Тем не менее ничего такого быть не может, по крайней мере в пределах нашей Галактики, — заметил я биохимику. — Дело в том, что межзвездное пространство не совсем пусто. В нем рассеяны атомы водорода, гелия и, возможно, других газов, а также крохотные частицы льда, окислов железа, кремния и т. д. Количество вещества в межзвездном пространстве невелико: в среднем около одного атома на кубический сантиметр. Однако и этого вполне достаточно для того, чтобы столкновение облака материи вызвало бы на их границах аннигиляцию, как и в случае вхождения звезды из обычной материи в облако антиматерии. Аннигиляция сопровождалась бы чудовищной радиацией, но ничего подобного мы не наблюдаем. Из этого следует вывод, что наша собственная Галактика, система Млечного Пути, состоит только из одной разновидности материи.

— А что известно о других галактиках? — поинтересовался биохимик.

— Относительно других галактик ничего не известно, — ответил я. — Дело в том, что материя и антиматерия обладают совершенно одинаковыми оптическими свойствами, их спектры неотличимы. Следовательно, отличить с помощью наблюдений, «на глаз», материю от антиматерии невозможно. Возможно, в будущем будет изобретен какой-нибудь способ различать их, но мы не можем заранее предсказать, как будет происходить развитие науки. Но пока единственный способ установить, из материи или антиматерии состоит какая-нибудь галактика, заключается в том, чтобы отправиться в эту галактику. Одна из ближайших к нам галактик — спиральная Большая туманность Андромеды. Добравшись до этой галактики, вы сразу же обнаружите то, что хотели узнать. Если вы исчезните в сильнейшей вспышке радиации, вам сразу станет ясно, что галактика состояла из антиматерии; если же вы останетесь в живых, то галактика состоит из обычной материи. К сожалению, чтобы добыть эту интереснейшую информацию, вам пришлось бы провести в космическом полете не больше, не меньше двух миллионов лет, даже если будете лететь со скоростью света.