Мистер Кон исследует "русский дух" - [43]

Бог, писал Энгельс, означает nescio (не знаю), но ignorantia non est argumentum (незнание не аргумент)[144]. Незнание может быть аргументом лишь в одном случае — в пользу знания. Когда же человек не в силах объяснить вещи из них самих или у него не достает мужества честно сказать: "не знаю, но буду изучать", — тогда это незнание обычно одевается в религиозные и идеалистические одеяния, принимая видимость самого полного знания, иллюзию предельно исчерпывающего объяснения. На деле же это — лень и усталость, бесплодие и трусость мысли. Религия, как и идеализм, является по существу выражением и признанием бессилия научно объяснить природу и историю.

И вот самоотверженное неутомимое стремление к правде сменяется успокаивающей и усыпляющей ложью, неутолимая жажда знания превращается в какую-то обеспеченную сытость: для того чтобы чувствовать себя сытым, достаточно пожевать религиозную жвачку. Вместо кропотливого собирания фактов, вместо глубокого раздумья над ними придумывается легонькое объясненьице: "Я не знаю. Люди не знают. Но бог — он все знает". Гордое сознание своей настоящей силы — силы разума, мощи познания — сменяется истеричными причитаниями: "Пути господни неисповедимы", "бог все-таки найдет неведомый нам путь". Слова и фразы заменяют объективное знание. "Дух", "идея", "случай" становятся на место исторической закономерности. Но это не просто слова и фразы. От них только один шаг до признания бога. Под прикрытием этих слов и фраз наука заменяется религией.

Но надо признать — прямые обращения к всевышнему редко попадаются в книгах профессора. Кон как-то стесняется, вернее, боится прямо назвать свою социологию богословской. Кон не оставляет надежды попасть в царство небесное, но пока хочет пользоваться всеми благами царства земного. Он прекрасно знает, что вера и знание несовместимы, что юродивым не место в науке XX в., ему очень хочется остаться "одним из ведущих историков современности". Но по самой сути дела социология Кона является богословской. И хотя Кон предпочитает толковать об "идее", "духе", "случайности", он, нет-нет да и осенит себя крестным знамением.

"Не произноси ложного свидетельства на ближнего своего", — гласит одна заповедь Библии. Но как совместить эту заповедь с некрасивыми поступками нашего богобоязненного профессора, как совместить бога с "тремя точками?" Богословы, возможно, сошлются здесь на греховность человеческой природы или — совсем наоборот — на то, что ради "правды высшей" лукавил иногда не только Кон, но даже Иисус Христос.

Но, по нашему мнению, здесь нет никакого противоречия. Действительно, несовместимы вера и знание, религия и правда. Многие религиозные люди делали и делают полезные дела, защищают мир, развивают науку, борются за истину и справедливость, но все это в полном противоречии со своей религиозностью, вопреки ей, что бы они сами при этом ни думали, и сам Кон, как увидим далее, был когда-то в числе таких людей. Но в основе своей религия и ложь, вера и незнание вполне совместимы, более того, они, в конце концов, тождественны. Религия — это незнание, выдаваемое за абсолютное знание, неправда, "поднятая" до уровня мировоззрения, ложь, взятая в пределе.

Может ли быть противоречие между маленькой и большой ложью? Г. Кон с присущей ему примитивностью и выявил их единство. Хотя он верит, что провидение в конце концов вмещается в "хаотическую" и "беспорядочную" земную жизнь, однако, будучи человеком практичным, он не прочь и сам "подправить" историю с помощью "трех точек". Поистине, на бога надейся, да сам не плошай!

ГЛАВА 3 НЕСКОЛЬКО СВИДЕТЕЛЬСТВ КОНОВСКОЙ ЛЖИ

Джон Сомервилл против Ганса Кона

Протесты против антинаучных методов исследования истории России раздаются и в среде зарубежных ученых. Протесты эти немногочисленны, но тем важнее на них остановиться.

Джон Сомервилл, прогрессивный американский философ, опубликовал в 1956 г. в журнале "Американское обозрение славянских и восточно-европейских стран" рецензию на "Дух современной России"[145].

Сомервилл справедливо отмечает, что необычайная краткость приводимых Коном отрывков не может дать адекватного представления о первоисточниках. Он перечисляет, далее, следующие "предвзятые мнения или полемические предпосылки", из которых исходил Кон при комментировании материала: "Во-первых, он считает, что единственно достойный путь культурного расцвета России в ее объединении с Западом. Во-вторых, что это объединение свершится при условии принятия ценностей либерализма. В-третьих, этот либерализм зависит, главным образом, от "среднего класса", который, конечно, едва ли возможен без капиталистической системы".

Сомервилл с иронией замечает, что "подобный подход зачастую придаст известный оттенок тоски по былому всему исследованию, в котором то здесь, то там появляются, к сожалению, пространные полемические искажения важных фактов". Вот почему "временами трудно избежать ощущения, что история проходит мимо издателя, который все еще хочет вернуть ее на истинный путь". Хотя Кон и желает тесно связать свои выводы с публикуемыми материалами, свидетельствует далее Сомервилл, однако это оказалось нелегким делом. Упрямым историческим фактом является то, что "сильный средний класс" никогда не развился в России, а громадное большинство "западников" не высказывало какой бы то ни было склонности к либерализму и капитализму, а было совершенно явно против него, за социализм и коммунизм. Все это сообщает попыткам Кона установить преемственность своих взглядов со взглядами русских западников какой-то "нереалистический характер". Изучающий русскую историю не получит верного представления даже о Герцене, которого Кон зачислил в своего единомышленника, забыв о том, что Герцен не разделял ни его симпатий к либерализму, ни его симпатий к капитализму, "трудности же в отношении правильного понимания марксистов достигают максимальных размеров". Они представлены убежденными противниками "западников", в то время как они всю жизнь защищали то основное течение мысли, которое представлено Белинским, Герценом, Чернышевским, Плехановым. Более того, если принять тезис Кона, пишет Сомервилл, то либо придется отрицать, что большевики были учениками Маркса и Энгельса, либо, что Маркс и Энгельс происходили с Запада, "что является уже совершенной бессмыслицей".