Мистер Ивнинг - [16]

Папаша был нечто. Он заявился посреди ночи — точнее, когда первые лучи рассвета тронули небоскреб Эмпайр-стейт.

— Где Тимми? — спросил он, даже не поздоровавшись и не объяснив, кто он такой. (Я его узнал по фотографии, которую видел у Тима). Он пролез в гостиную, точно сыщик с отмычкой. — Ну, так где? — на этот раз он проорал свой вопрос.

— Мистер Жакуа, — отозвался я. — Он просто вышел ненадолго.

— Еще бы, — хмыкнул старик. — А где он спит, когда бывает дома? — он стал озираться, точно в поисках улик.

Я показал ему комнатку дальше по коридору. Он заглянул туда, осуждающе цокнул языком, поспешно вернулся в гостиную и уселся в большое кресло.

Из кармана на груди он извлек потрепанную вырезку.

— Видал такое? — он подманил меня рукой.

Это была реклама из журнала: Тим позировал в очень маленьких красных трусиках.

Не отвечая, я покраснел, а мистер Жакуа вперил в меня взор.

— Небось, в других местах еще такое есть, — произнес он гневно. — Ну-ка! — добавил он приказным тоном, когда я не ответил.

— Я в его дела нос не сую, — произнес я невпопад. И снова покраснел.

— Ну, если так, я тебя не виню, — произнес он примирительно. — Послушай, Фредди… ты же Фредди, верно, он ведь с тобой снимает квартиру? Слушай внимательно. Я хотел, чтобы Тим был адвокатом, зарабатывал хорошие деньги и остепенился, но он уже в 10 лет задумал стать актером. — Казалось, мистер Жакуа выступает перед большим собранием: он смотрел куда-то за окно моей квартирки. — На деньги, которые я ему посылал, можно было дать образование четырем ребятам. Я бы, наверное, даже вытерпел, если б у него получилось в театре. Но где роли, которые он должен был найти? Скажи мне! — старик отвернулся от окна и посмотрел на меня. — У него не получилось, — с этими словами он гневно взглянул на рекламу трусов.

— Но у Тима были неплохие роли, мистер Жакуа. Даже на Бродвее, — я начал оправдываться, но был так сбит с толку грубостью и бесчувственностью этого человека, что, в конце концов, решил просто смотреть на него, как на скомороха.

— Где-то развинтилась гайка, — он проигнорировал мое сообщение об актерских достижениях Тима. — Я приехал забрать его домой, Фредди.

Теперь он глядел очень печально, словно, изучив меня, все наконец-то понял: и про рекламу трусов, и про актерскую карьеру, и про развинченную гайку.

— Слушай сюда. У нас дома все видели эту рекламу, — он ткнул пальцем в вырезку. — Чертова штука была в цирюльне, потом оказалась в бильярдной, в кабинете зубного врача и бог знает где еще: может, дошла до воскресной школы и церкви.

— Ну, за нее хорошо заплатили, мистер Жакуа.

— Хорошо заплатили, — повторил он, и тут я вспомнил, что он работает адвокатом. — Ну еще бы, — он ухмыльнулся, словно, поразмыслив, решил дать мне отвод как свидетелю.

— Актером быть очень сложно, мистер Жакуа, — прервал я молчание. — Знаю, потому что я сам актер. Понимаете, серьезного театра больше нет.

— А кофе у тебя имеется, Фредди? — спросил он после долгого молчания.

— Я сварил кофе на завтрак, сэр. Налить вам?

— Да, это было бы кстати. — Он свернул рекламу красных трусов и спрятал в карман до следующего раза.

— А еще больше мне бы хотелось, — сказал он, пригубив мой крепкий напиток, — так это, если позволишь, прилечь на его кровати и подождать, когда он придет.

Мистер Жакуа не стал дожидаться моего согласия: он немедленно отправился в спальню и энергично захлопнул дверь.

* * *

— Тут твой отец, — сообщил я Тимми, когда тот появился в дверях.

— Нет, — простонал Тим. Он сделался смертельно бледен, почти позеленел.

— Лежит на твоей кровати, — уточнил я.

— Ох, Фредди, — сказал он. — Я боялся, что рано или поздно это случится… Чего ему нужно?

— Ну, он видел тебя на этой рекламе трусов.

Гримаса, появившаяся на лице Тима, походила на улыбку умирающего человека, которого я однажды видел: его застрелили на улице. Я отвел взгляд.

— Он рассчитывает, что ты поедешь с ним домой, Тимми, — предупредил я.

— Боже всемогущий! — Он опустился в кресло, взял чашку с кофе, которую оставил его отец и глотнул. Настал мой черед кисло улыбаться.

Тим просто сидел так с час или больше. Я делал вид, что убираю нашу квартиру, но при этом поглядывал на него очень часто, и вид его меня тревожил.

Затем внезапно, точно по сигналу суфлера, он поднялся, расправил плечи, что-то пробормотал и, не сказав мне ни слова и даже не взглянув на меня, подошел к двери спальни, распахнул ее и вошел.

Поначалу голоса были еле слышны, почти шепот, затем они выросли до головокружительного крика; доносились проклятья и грохот — все, как обычно в домашних ссорах. Потом настала тишина, и в этой тишине я слышал, как плачет Тим. За три года, которые мы прожили вместе, я ни разу не видел, чтобы он плакал. Я ужасно огорчился. Он плакал, как маленький мальчик.

Я сел, потрясенный, точно мой собственный отец вернулся с того света и указал мне на все мои недостатки и неудачи — и актерские, и человеческие.

Наконец, они вышли вместе: Тим нес два своих чемодана.

— Я съезжу домой, Фредди, — на этот раз он улыбнулся старой знакомой улыбкой. — Возьми-ка, — он протянул мне ворох банкнот.

— Я не хочу, Тимми.