Мистер Ивнинг - [15]

Шрифт
Интервал

Гелвей зажег лампу и тут же услышал удивленный крик встревоженного посланца, напоминающий жуткий вопль миссис Эвелин, прочитавшей телеграмму.

— Ах да, моя рука, — тихо произнес Гелвей и вслед за перепуганным Рупертом посмотрел на повязку — обильно просочившаяся кровь почти полностью окрасила бинт малиновым цветом.

— Не надо ли показать врачу, Гелвей? — Руперт внезапно пошатнулся и, чтобы не упасть, вцепился в предплечье слуги. Он сильно побледнел. Гелвей проворно поднялся, помог мальчику сесть, поспешил к раковине и принес ему стакан холодной воды, но Руперт отказался и снова дотронулся до руки садовника.

— Это смерть бабушки, Руперт, огорчила тебя…

Руперт посмотрел в окно, за которым в мерцающей дали виднелся его дом: там зажгли лампы, и белый фасад казался окруженным тенями кораблем, дрейфующим в летней ночи.

Чтобы хоть чем-то заняться и зная, что Руперт ждет, когда он отведает угощение, Гелвей полностью снял толстую обертку с праздничного торта и извлек его на свет — желто-белый, глазированный, величественный. В доме миссис Эвелин все делали превосходно.

— Ты… добрый… хороший мальчик, — начал Гелвей со странным музыкальным акцентом, который неизменно ласкал слух Руперта. — А вскоре тебе предстоит стать мужчиной, — закончил он.

От этих последних слов лицо Руперта омрачилось, хотя музыка голоса садовника вынудила его улыбнуться и кивнуть, но тут же его глаза сузились, остановившись на окровавленной повязке.

— Эдна сказала, что ты не съел ни кусочка, Гелвей. — Мальчику удалось совладать с собой и произнести это уверенно и твердо.

Садовник, привычно невозмутимый, смотрел на почти нетронутый огромный торт с глазурью цветов и листьев, фигурками человечков и словами, воспевающими любовь, день рождения и год — 1902.

Гелвей проворно поднялся и достал две тарелки.

— И ты тоже попробуй свой праздничный торт, Руперт… Я не должен есть один.

Мальчик решительно кивнул.

Ямаец отрезал два куска, положил их на большие обеденные тарелки, единственные, которые ему удалось найти, и принес увесистые серебряные вилки. Когда он передавал тарелку Руперту, его рука напряглась и кровь закапала на сосновый стол.

В ту же секунду, совсем внезапно, задний двор озарился странными вспышками и красными всполохами. Руперт и Гелвей одновременно подбежали к окну и всмотрелись в ночь. Зрелище, открывшееся им, было необычайным. На дальнем конце лужайки появилось нечто вроде факельного шествия: процессию возглавлял сам мистер Тейт, немолодой коротышка с бычьей шеей. Он был окружен приятелями; все они выкрикивали поздравления, пьяно возвещая, что владелец поместья выиграл турнир по гольфу. Неожиданно друзья подняли мистера Тейта на плечи и громогласно восславили победу.

Прислушиваясь к воплям, звучащим пугающе близко, настигающим садовника и Руперта, которые застыли, точно попав в осаду, именинник нежно сжал пальцы Гелвея.

Они смотрели, как процессия обходит стороной их убежище, свет факелов слабеет и исчезает из вида, гуляки маршируют к парадному входу в особняк, вдалеке от них, и там, за толстой каменной кладкой, утихают все звуки.

Почти в тот же миг, словно возвещая об исчезновении процессии, раздался оглушительный раскат грома, вспыхнули зубцы вишневых молний, и воздух, прежде столь недвижный, взметнулся и восстал в яростном порыве ветра. Затем донесся злобный хлест дождя по бесчисленным стеклам.

— Идем, идем, Руперт, — стал уговаривать Гелвей, — твоей матери сделается дурно от тревоги. — Он снял с крючка огромный макинтош и накинул на мальчика. — Быстрее, Руперт, твой день рождения закончился…

Они пронеслись через лужайку, где еще секунду назад победоносная процессия игроков в гольф прошла с факелами по сухой летней траве. Гелвей, ничем не защищенный от воды, тут же промок до нитки.

Эдна ожидала у дверей с таким примерным тщанием, точно была кариатидой, на короткий срок ожившей, чтобы принять мальчика из рук садовника. Одним движением руки, точно фокусник, она сняла с Руперта и вернула Гелвею его макинтош и сразу захлопнула дверь перед садовником и бурей.

Ямайцу пришлось обождать под большим вязом, листья и ветви которого укрыли его от безмерной ярости грозы — разбушевавшейся, но уже утихавшей.

От макинтоша, чудилось ему, исходит аромат белоснежных волос мальчика, вымытых шампунем за несколько часов до праздника. Благоухание быстро, широкими волнами добиралось до жадных ноздрей Гелвея — запах, почти неотличимый от цветущей жимолости. Садовник на миг крепко сжал макинтош, затем поднес его к губам, прижал к носу и пылко поцеловал, воображая, что снова видит золотые волосы детей за праздничным столом.

РАССВЕТ

перев. Д. Волчека


Дело было вовсе не в том, что Тимми зарабатывал на жизнь, позируя нагишом для неприличных журналов. Нет, Тим, в основном, рекламировал одежду, и ему неплохо платили. Но один раз он снялся в трусах, и именно эта фотография попалась на глаза его отцу в Северной Каролине. Ну просто как назло! Конечно, отец решил, что существуют другие подобные снимки, и они еще хуже. Ну, такие, где Тим совсем голый. Его отец был тот еще хрен.

И вот папаша прикатил в Нью-Йорк из захолустья, где прожил всю свою жизнь. Население — четыреста человек: небось, считая покойников.


Еще от автора Джеймс Парди
Малькольм

Впервые на русском языке роман, которым восхищались Теннесси Уильямс, Пол Боулз, Лэнгстон Хьюз, Дороти Паркер и Энгус Уилсон. Джеймс Парди (1914–2009) остается самым загадочным американским прозаиком современности, каждую книгу которого, по словам Фрэнсиса Кинга, «озаряет радиоактивная частица гения».


Руфанна Элдер

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Я — Илайджа Траш

Престарелая, но прекрасная наследница нефтяного состояния уговаривает истекающего кровью чернокожего юношу следить за объектом ее желаний — девяностолетним Илайджей Трашем, актером ослепительной красоты. Однако прекрасный Илайджа любит только одно существо — своего немого правнука. Впервые на русском языке — сюрреалистический роман великого американского прозаика.


Рекомендуем почитать
Скучаю по тебе

Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Шаги по осени считая…

Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.


Три жизни

Опубликованная в 1909 году и впервые выходящая в русском переводе знаменитая книга Гертруды Стайн ознаменовала начало эпохи смелых экспериментов с литературной формой и языком. Истории трех женщин из Бриджпойнта вдохновлены идеями художников-модернистов. В нелинейном повествовании о Доброй Анне читатель заметит влияние Сезанна, дружба Стайн с Пикассо вдохновила свободный синтаксис и открытую сексуальность повести о Меланкте, влияние Матисса ощутимо в «Тихой Лене».Книги Гертруды Стайн — это произведения не только литературы, но и живописи, слова, точно краски, ложатся на холст, все элементы которого равноправны.


Пиррон из Элиды

Из сборника «Паровой шар Жюля Верна», 1987.


Сакральное

Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.


Процесс Жиля де Рэ

«Процесс Жиля де Рэ» — исторический труд, над которым французский философ Жорж Батай (1897–1962.) работал в последние годы своей жизни. Фигура, которую выбрал для изучения Батай, широко известна: маршал Франции Жиль де Рэ, соратник Жанны д'Арк, был обвинен в многочисленных убийствах детей и поклонении дьяволу и казнен в 1440 году. Судьба Жиля де Рэ стала материалом для фольклора (его считают прообразом злодея из сказок о Синей Бороде), в конце XIX века вдохновляла декадентов, однако до Батая было немного попыток исследовать ее с точки зрения исторической науки.