Миссис Марч - [26]
В это время дня музей стоял почти пустой, за исключением нескольких туристов и групп школьников в сопровождении учителей. Мимо нее к выходу проследовала большая группа людей, и среди их одежды миссис Марч заметила расплывчатый знакомый рисунок – теннисные ракетки. Из дальних уголков сознания струей нахлынула тревога, всплыли воспоминания – как вонь гниющего фрукта, забытого в дальней части холодильника. Но когда она снова повернулась, чтобы на него посмотреть, это оказался совсем не он, а женщина в плаще с рисунком из ягод клубники.
Стук ее каблуков эхом разносился по музею, когда она поднималась по лестнице.
Здесь она требовалась им всем – этим людям на портретах. Казалось, их глаза находили ее глаза, независимо от того, в каком углу галереи она стояла, некоторые вытягивали шеи, чтобы за ней проследить. «Посмотри на меня», – казалось, говорили они все. Миссис Марч прогулялась по бесконечному лабиринту коридоров, каждая галерея была наполнена глазами, руками и нахмуренными бровями. Она прошла мимо изображения Иисуса, написанного масляными красками; на этой картине его мертвое тело снимали с креста и опускали на кучу роскошных тканей красного и голубого цветов. Ей были знакомы такие образы, из памяти тут же всплывали все воскресенья, когда она по утрам ходила в церковь. Ее родители всегда предпочитали церковь Святого Патрика, стоявшую на той же улице, где находилась их квартира. Ей всегда было скучно слушать проповеди. Однажды она склонилась к матери и спросила шепотом, почему женщины не могут становиться священниками.
– Женщины беременеют, – прошептала в ответ мать.
Теперь она глядела на сцену распятия, где Христос смотрел на небеса, приподняв брови и слегка приоткрыв губы. Страдания, написанные у него на лице, так впечатляли, он казался таким терпеливым – и она вдруг подумала, что так следовало бы изображать женщину.
Миссис Марч проследовала в конец зала и повернула направо, а там вошла в галерею, в которой, как она знала, в позолоченной раме в стиле барокко выставлялась менее известная копия «Девушки с жемчужной сережкой» Вермеера [21]. Миссис Марч склонила голову набок и стала рассматривать портрет. Девушка куталась в блестящую шелковую шаль и была такой страшной, с такой странной анатомией лица – широченный лоб, широко расставленные глаза, почти полностью отсутствующие брови, – что если бы она не улыбалась, то ужасала бы. Да и в ее улыбке было что-то раздражающее, выбивающее из колеи. Словно она знала, что вас ждет какая-то ужасная судьба, и получала удовольствие от этого видения.
– Привет, Кики, – поздоровалась миссис Марч.
Первый раз она встретилась с этой девушкой, когда пришла в музей с родителями, тогда как раз приближался период ее полового созревания. Посмотрев на девушку на картине впервые, миссис Марч решила, что у нее задержка в развитии или, как кричали злые дети в школьном дворе, она умственно отсталая. Глаза толком не фокусировались, не направлялись на объект, а пустое выражение лица говорило о тупости. Впервые увидев эту картину, миссис Марч спряталась за спиной отца. Выглядывая из-за полы его пиджака, она могла бы поклясться, что девица ухмыляется.
Миссис Марч сразу же заметила сходство между ними: бледные лица, абсолютно обычная внешность, глупая легкая полуулыбка. Дома лежало достаточно нелестных фотографий ее самой, чтобы это подтвердить.
Той ночью она проснулась в погруженной во тьму спальне от звуков тяжелого дыхания человека, у которого кашель с мокротой. В комнате оказалась девушка с портрета; каким-то образом она забрала ее домой из музея. Сначала миссис Марч охватила паника, но через несколько дней это знакомое дыхание стало успокаивающим, и она начала разговаривать с девушкой.
Вскоре миссис Марч уже общалась с девушкой ежедневно: она играла с ней, вместе с ней принимала ванну и даже видела ее во сне. Лицо девушки безвозвратно сливалось с ее собственным, и девушка уже не была девушкой с портрета, а ее сестрой-близняшкой, которую она назвала Кики. Ее родители, которым миссис Марч представила Кики как-то за ужином, просто отмахнулись от нее, хотя и возникла неловкая пауза, но родители посчитали это «этапом взросления» – пока Кики не стала появляться на каждой трапезе. Знакомый психолог, которому соответствующий вопрос задали между делом, высказал предположение, что Кики – это просто своеобразный инструмент, с помощью которого миссис Марч передает свои чувства. Например, Кики, как и миссис Марч, не любила тыквенный пирог, поэтому миссис Марч просила его не подавать. Кики не любила холод, поэтому горничную попросили побыстрее проветривать комнаты.
Миссис Марч всюду брала с собой Кики. Кики нашептывала ей ответы в ухо во время контрольной по математике. Кики развлекала ее, пока мать рассматривала образцы ткани для занавесок в универмаге. Миссис Марч звонила своим школьным подругам по телефону, говорила, что в гости приехала ее кузина Кики, вроде передавала ей трубку и говорила с детской шепелявостью. Один раз она написала себе хвалебное письмо – левой рукой, чтобы никто не узнал ее почерк – и с гордостью демонстрировала подругам, утверждая, что оно от Кики. Вскоре после этого одна из ее одноклассниц заявила ей, что они больше не хотят видеть ее в своем кругу, потому что они не любят лгуний. «Но я не врала!» – с негодованием ответила миссис Марч. Конечно, она знала, что врала, но не могла бы справиться с унижением, если бы призналась, и не смогла бы объяснить, зачем вообще делала такие абсурдные вещи. Стыд миссис Марч от этих воспоминаний был осязаемым. Она никому никогда не признавалась до этого дня, как далеко заходила, чтобы быть вместе со своей вымышленной подругой.
