Миссис Ингланд - [10]

Дорога пошла в гору и стала петлять, а я вспомнила о длинных извилистых тропах, вьющихся по крутым склонам ущелья. Я прикрыла глаза, отгоняя воспоминания, и попыталась представить места, которые станут моим домом, по крайней мере, на ближайшие годы. Интересно, лягут ли дети спать или дождутся меня? Целых четверо. Внезапно я осознала, как это много. Хотя вряд ли сильно отличается от того, когда ты старшая из пятерых детей. Наши родители не покладая рук трудились в лавке, а я много лет была матерью для своих братьев и сестры. Именно ко мне они прибегали, когда разбивали коленку или хотели есть. Я умывала, одевала, воспитывала. Именно у меня мама спрашивала, где Тед и не знаю ли я, где кепка Арчи. Я уверяла себя, что уже делала это раньше и приобретенные навыки никуда не делись.

Минут через пять-десять дорога пошла под уклон, мы поехали медленнее и наконец остановились. Но вместо тишины снаружи раздавалось громкое шипение, словно там был паровоз или огромный клапан, выпускающий пар. Экипаж вновь сильно покачнулся – мистер Ингланд спрыгнул с козел. Светя фонарем, он распахнул дверцу кареты, и я ощутила непривычную для конца августа промозглую сырость.

– Отлично! Вас не растрясло по дороге! – заулыбался мистер Ингланд. – К сожалению, здесь я вынужден попросить вас выйти: подъем до дома слишком узкий и мы рискуем свалиться с обрыва. Если дадите мне минуту, я распрягу лошадь и уберу на ночь карету.

Он оставил меня посреди брусчатки, а сам отправился с фонарем к смутно угадывавшимся в темноте постройкам. Странное шипение не прекращалось, и, как только мои глаза привыкли к темноте, я смогла различить темно-синее небо, на котором сквозь неплотные облака проглядывала луна. Справа высилась черная громада – огромное здание или, возможно, густой лес. Во влажном воздухе отчетливо угадывался запах листвы, который мы, городские жители, улавливаем безошибочно. Я с наслаждением вдохнула этот аромат, прохладный и свежий, как весенний ручеек, и совсем не похожий на привычную для меня смесь густого дыма и пыли.

Мгновением позже я заметила приближающийся фонарь. Мистер Ингланд взял мой саквояж и пошел вперед с такой уверенностью, словно умение видеть в темноте было для него совершенно обычным делом.

– Сейчас вам не видно, но это двор ткацкой фабрики, – пояснил он. – Перейдем через реку, поднимемся на холм, вот мы и дома.

Конечно, шумела река. Теперь звук стал громче, словно мы ее потревожили.

Видимо, я встала как вкопанная, так как мистер Ингланд встревоженно спросил, направив на меня едва светивший фонарь:

– Няня Мэй, вы в порядке? К сожалению, здешняя дорога лишена благ цивилизации.

– Сэр, как же мы перейдем реку?

– В резиновых сапогах. У меня как раз припасены две пары на берегу, – серьезно ответил он.

На пару мгновений повисла ужасающая тишина, а потом мистер Ингланд засмеялся:

– Шучу! Не настолько мы в Йоркшире лишены благ цивилизации! Идемте!

За пределами лучей фонаря существовал лишь шум бурлящей воды и темнота. Шагал мистер Ингланд быстро; вскоре фабричный двор остался позади, и мы очутились на каменном мосту, ширина которого, несомненно, позволяла проехать экипажу, но с крохотным запасом по паре дюймов с каждой стороны. Небольшой горбатый мост от мощного потока воды отделяло футов пятнадцать[18], не больше. Переходя реку по этой конструкции, я старалась не смотреть вниз, и вот мы уже на другом берегу.

Мистер Ингланд свернул налево, и мы стали карабкаться по ухабистой тропинке, уводящей от речного берега вверх. По обеим сторонам тропинки росли деревья; мокрые стволы, блестевшие в лучах фонаря, напоминали вход в таинственную пещеру.

– Дом расположен уединенно, – проговорил мистер Ингланд. – Сорок лет назад дед моей жены построил его с видом на ткацкую фабрику внизу. Вам что-нибудь известно о текстильной промышленности, няня Мэй?

– Боюсь, немного, сэр, – ответила я, задыхаясь от быстрой ходьбы.

– Вероятно, вы заметили, какая тут влажность. Идеальные условия, чтобы хлопок не пересыхал. А вот шерсти дальше наших краев вы не увидите. Чем восточнее от Ливерпуля, тем реже встречаются хлопкопрядильные фабрики. Камвольные ткани[19], бомбазин[20], молескин[21] – вот что мы производим в этом маленьком сыром захолустье. А фабрика, мимо которой мы прошли внизу – вы ее, конечно, не разглядели, но обязательно увидите днем, – принадлежит мне. Я произвожу только хлопковые ткани, на шерсть так и не перешел. Семья моей жены занимается шерстью, а ее дед – настоящий шерстяной магнат. По сравнению с ним мы жалкие сопляки! На фабрике мистера Грейтрекса двенадцать сотен станков ежедневно производят тридцать тысяч ярдов[22] материи! Знаете, сколько это миль?[23]

– Боюсь, что нет, сэр, – ответила я, с трудом поспевая за мистером Ингландом.

– Восемнадцать. Мой объем производства измеряется ярдами, не милями, хотя у меня на фабрике трудятся двадцать четыре рабочих. Когда я здесь начинал, их было шестнадцать… Альпаки! – воскликнул он, внимательно глядя в свете фонаря на мое озадаченное лицо. – На них Чемпион Грейтрекс и сделал свое состояние. Почти шестьдесят лет назад он первым стал производить ткани из шерсти альпак