Он протянул руку к револьверу. Незнакомец отступил на пару шагов, обескураженный таким поведением.
— Стойте на месте, доктор! Говорю вам в последний раз, отдайте мне формулу. Не злите меня, иначе я выстрелю!
— Чушь, — сказал Пейн и сделал шаг вперед.
Револьвер выстрелил несколько раз подряд. Хортон Перри нырнул за письменный стол. Пули ударили в грудь его зятя, но Пэйн не упал. Он просто немного отшатнулся, а пули срикошетировали от него, как от танковой брони.
Такое Хортон видел лишь в комиксах. Он отказывался верить своим глазам. Несостоявшийся грабитель, казалось, ощутил то же самое. Он выпучил глаза и несколько раз нервно сглотнул, тяжело дыша разинутым ртом. При этом он чувствовал себя ребенком, впервые увидевшим фокусника.
Внезапно злодей вышел из оцепенения. Перехватив револьвер за ствол, он с силой ударил Пэйна рукояткой по голове. Пейн опять слегка пошатнулся, но остался на ногах, а револьвер вырвался из руки нападавшего и упал на пол.
Незнакомец тут же развернулся и ринулся к двери. Пэйн бросил в него горстку орехов, которые достал из кармана. Пара орешков попали бегущему в голову. Тот заорал от боли, словно получил по голове кирпичом, и скрылся за дверью. Когда он исчез, Пейн подбежал к тестю.
— С вами все в порядке? — спросил он.
— Да, но что происходит? Вы не ранены?
— Нет. Пули не могут пробить мою кожу.
— Так это не какой-нибудь трюк? Я хочу сказать, вы ведь не загипнотизировали меня, чтобы я увидел все это?
— Нет, я вообще не умею гипнотизировать. Просто я обработал свою кожу по той же методике, которую разработал для орешков. Теперь ее невозможно пробить обычными средствами.
— Обработали кожу?
— Ну да.
— И вы ни на волос не продвинулись в решении той проблемы, о которой мы говорили в прошлом году?
— Этот вопрос оказался более сложным, чем я думал вначале, — рассеянно сказал Пэйн. — Вот если бы вы прочитали мои статьи…
— Я попытался, но не смог ничего понять.
— Да, это недостатки нашей образовательной системы. Любой взрослый человек должен разбираться…
— Не смейте делать грязных намеков о моем образовании, — заорал Перри.
— У меня и в мыслях не было оскорблять вас. Меня только беспокоит, что я не могу вам ничего объяснить. Тут все упирается в вопрос о силах поверхностного натяжения. Если мы сумеем выровнять группы атомов и покончить с анизотропией…
— С чем, с чем?
— Покончить со слабыми сцеплениями в определенных направлениях. Как вы знаете, легче расколоть полено вдоль волокон, чем поперек, кристаллы вдоль граней, и так далее. Поэтому нашей задачей является перестроить атомы так, чтобы прекратить это…
— И вы можете это сделать?
— Вы только что видели результаты.
— А как это поможет с солеными орешками?
— Как я уже сказал, тут требуются дальнейшие теоретические исследования, проведя которые, мы, возможно, сумеем…
Перри молча повернулся на пятках и вышел из кабинета, оставив зятя бормотать бессмыслицу наедине с собой.
Стюарт Пэйн оказался хорошим отцом. Три года спустя, качая на колене своего младшего внука и глядя, как Анджела готовит ко сну остальных, Хортон Перри вынужден был с этим согласиться. Анджела имела полное право гордиться детьми, хотя еще больше она гордилась мужем, который стал профессором задолго до конца десятилетней службы и зарабатывал теперь пять тысяч шестьсот долларов в год.
— К концу года он, вероятно, получит Национальную премию по физике, такую же по химии, и еще отдельную премию Общества Технического Развития. У открытого им метода, увеличивающего силу поверхностного натяжения, есть множество самых невероятных применений.
— А мы все еще солим орешки дедовскими способами, — упрямо сказал Перри.
— Папочка, а ты читал, что о нем написала «Трибьюн геральд»? А лондонская «Таймс»? А московская «Правда»?
— Он обманом выудил у меня пятьсот долларов, — упрямо стоял на своем Перри.
— Какая чушь, папочка! Все это время он работал над твоей проблемой. Правда, признаю, иногда он сворачивает далеко в сторону. Но он вспоминает о тебе ежедневно.
— Вспоминает? Да он постоянно глядит на меня так, будто видит впервые в жизни!
— Папочка, это не так! Ему просто стыдно смотреть тебе в глаза, потому что он жалеет тебя.
— Жалеет меня? — изумился король соленых орешков.
— Да. Он думает, что ты такой непрактичный…
Перри заорал так, что его новая челюсть вылетела изо рта и разбилась о стену. Внук у него на коленях тоже заорал. Заорала Анджела, и остальные дети поспешили присоединиться к всеобщему хору. Перри отдал младенца дочери, подобрал с полу искореженную челюсть и в волнении попытался засунуть ее обратно в рот, однако она не вставала на место.
— Это я непрактичен? — прошамкал беззубым ртом Перри.
Со временем Перри со многим смирился, однако, ситуация, которая вызывала у него ярость, не улучшалась и, напротив, становилась лишь хуже. Лишь много лет спустя, разговаривая со своим старшим пра — правнуком Аланом, очень смышленым парнишкой, который, много поколений спустя, унаследовал — таки деловую хватку прадеда, Перри прекрасно его понимал.
Алану было уже двенадцать, и он обладал умом, который по-прежнему энергичному Хортону Перри казался острым, как бритва.
