После вечерней трапезы Грин извинился, сказав, что ему надо поговорить с Мираном о закупке некоторых эсторианских пряностей. Кроме того, купец упоминал, что во время своего последнего путешествия слыхал о группе эсторианских охотников, отправившихся за редкой и необычайно красивой птицей джетслен, и что когда купец вернется, он сможет изыскать способ приобрести ее. Зуни засияла — возможность приобрести птицу джетслен привлекала ее даже больше, чем возможность досадить мужу. Она благосклонно дала Грину позволение уйти.
Грин покинул обеденный зал, внутренне ликуя, но сохраняя кислую мину, долженствующую выражать печаль, которую причиняет ему разлука с герцогиней. Покинул он зал не очень грациозно, потому что Альзо выбрал этот момент, чтобы улечься именно у Алана на дороге. Грин отшатнулся, споткнулся и упал прямиком на огромного мастифа, который яростно зарычал, затрясся от негодования и обнажил клыки с явным намерением разорвать Грина в клочья. Землянин не пытался встать, потому что не желал давать Альзо законный повод броситься на него. Вместо этого он тоже оскалился и зарычал в ответ. Зал взорвался от хохота, и герцог, из выпученных глаз которого текли слезы, встал и, пошатываясь, подошел к тому месту, где эти двое стояли друг против друга, каждый на четырех конечностях. Герцог ухватил Альзо за шипастый ошейник и оттащил пса прочь, приказав Грину убираться подобру-поздорову.
Грин подавил вспышку гнева, поблагодарил герцога и удалился. Еще раз поклявшись себе, что придет день — и он голыми руками разорвет эту тварь на куски, землянин отправился в Дом Равенства. Пока Грин ехал на рикше, он едва успел успокоиться.
Большая главная комната с ее трехъярусным потолком была в эту ночь забита. Мужчины в длинных вечерних килтах и женщины в масках толпились вокруг столов, за которыми велись азартные игры, вокруг стоек и подмостков. Немалая толпа собралась вокруг подмостков, на которых назревала драка между двумя торговцами пшеницей, не нашедшими общего языка в деловом споре. Но больше всего народу сгрудилось, чтобы посмотреть на состязание мужа и жены. У мужа левая рука была привязана к телу, а жена была вооружена дубинкой — таким образом, их шансы были примерно равны, и теперь они ожидали сигнала начинать. Мужчина не рисковал в этой потасовке ничем большим, чем несколькими ссадинами на голове или синяками на руках. Если ему удастся отобрать дубинку у жены, он имеет право поступить с ней (с женой, а не с дубинкой), как ему заблагорассудится. Но если она сломает ему руку, он окажется целиком в зависимости от ее милосердия.
Грин обошел подмостки стороной — от подобного варварства ему становилось дурно. Он поискал взглядом Мирана и в конце концов обнаружил его играющим в кости с еще одним капитаном. На товарище Мирана был красный тюрбан и черная одежда, указывающая на его принадлежность к клану Аксукан. Он проиграл, и теперь передавал Мирану шесть иквогров — немалая сумма даже для преуспевающего торговца.
Миран взял Грина за руку, чего он никогда не сделал бы за пределами Дома, и повел его в занавешенную кабинку, где они могли доверительно побеседовать. Они посостязались с Грином в выпивке, Грин проиграл, и Миран приказал принести большой кувшин чалоузмского вина.
— Надо брать все самое лучшее, если за тебя платит кто-то другой, — весело сказал Миран. — Ну ладно, развлечения — это замечательно, но я здесь по делу. Итак, изложи, наконец, свое предложение.
— Сперва я хочу, чтобы ты торжественно поклялся никому не рассказывать того, что услышишь в этой кабинке. Во-вторых, поклянись, что если ты отвергнешь мою идею, то не возьмешься потом за нее сам, без меня. И, в-третьих, если ты примешь это предложение, то не будешь потом пытаться убить меня или избавиться от меня и прикарманить прибыль.
Миран явно озадачился, но при слове "прибыль" складки на лице разгладились, сменившись радостным выражением.
Купец потянулся за огромным кошельком, который он носил, перебросив через плечо, и извлек из него небольшую золотую статуэтку божка — покровителя клана Эффеникан. Миран возложил правую руку на уродливую голову божка, поднял левую и произнес:
— Я клянусь перед Засеффуканкварном, что я выполню все высказанные тобой сейчас пожелания. Да поразят меня вши, проказа, дурная болезнь и удар молнии, если я нарушу эту свою торжественную клятву.
Удовлетворившись этим, Грин сказал:
— Прежде всего я хочу, чтобы ты устроил так, чтобы я был на борту твоего парусника, когда ты отправишься в Эсторию.
Миран поперхнулся вином и закашлялся. Грин постучал его по спине:
— Я не прошу, чтобы ты отвез меня обратно. Моя идея состоит не в этом. Ты намеревался взять большой груз сушеной рыбы, поскольку религия эсторианцев требует, чтобы они ели эту рыбу за каждой трапезой, а во время их многочисленных праздников она вообще расходится в огромном количестве.
— Верно, верно. Знаешь, я никогда не мог понять, с чего это вдруг они поклоняются богине — рыбе. Они же живут в пяти тысячах миль от моря, и нет никаких доказательств, что хоть один из них когда-нибудь возле моря бывал. И тем не менее им обязательно требуется морская рыба — рыба из соседнего озера их не устраивает.
