Миртаит из Трапезунда - [34]

После этих слов ромейский посол дал сигнал своему слуге, что все время стоял у него за спиной, и тот с глубочайшим поклоном передал своему господину нечто, бережно завернутое в златом тканую материю.

– В знак своего приветствия и полнейшего одобрения тебя, государь Василий, в качестве мужа для своей любимой дочери, ныне деспины Трапезунда, василевс Андроник посылает тебе сей славный дар, – ромей откинул ткань, и в его руках оказалась удивительной красоты корона63. – Этот венец принадлежал отцу василевса, который также носил величественное имя Андроника! Прими его, автократор, как символ нерушимого родственного союза и вечной дружбы между Константинополем и Трапезундом!

– Благодарю тебя, достопочтенный протонотарий64 Матиас, – радушно отозвался император Василий.

Правитель Трапезунда в нарушение всякого придворного церемониала встал со своего места и направился к посланнику из Константинополя, который лишь слегка наклонил свою голову вперед, что показалось мне крайне высокомерным и даже непочтительным по отношению к государю Трапезунда. Что уж говорить о том, что ромей избегал именовать Василия высоким императорским титулом.

– Сей чудесный дар я принимаю с безмерной радостью в сердце! – заявил император и, сняв свою массивную золотую корону, немедля надел на голову подарок ромейского правителя.

– Также по приказу василевса Андроника я передаю тебе, автократор Василий, полсотни дюжин бочек греческого огня, – продолжил свою напыщенную речь протонотарий Матиас.

– Щедрость василевса не имеет границ! Прошу, дорогой гость, займи место за моим столом! – оказал император Василий величайшую честь важному ромейскому гостю.

– Вот это я понимаю – настоящий дар! – восхитился папий Прохор.

– Корона? Она великолепна! – восторженно согласился я.

– Да нет же. Я говорю не о короне, парень, а о греческом огне, – пояснил мне Прохор. – Какой прок от золотой безделушки, если тебя в море настигнет беспощадный враг?

– Разве в Трапезунде нет греческого огня? – удивился я.

– Греческий огонь – большая редкость и ценность, – подтвердил слова своего приятеля друнгарий Леонид. – Его невозможно купить ни за какие деньги, если только ромейский василевс сам не пожелает поделиться им со своими союзниками и друзьями.

О греческом огне я теперь знал не понаслышке, сумев по дороге в Трапезунд воочию убедиться в силе и опасной мощи этого невероятного оружия. Однако то, что секретом производства греческого огня владеет исключительно ромейский император, я не знал, поэтому порадовался, что ни при каких обстоятельствах грозное оружие не сможет оказаться в руках у кого-либо из наших общих врагов.

– Я слышал, что в Трапезунде имеется свое сокровище, – припомнил я. – Его еще называют сокровищем дракона.

– Все это выдумки для наивных глупцов, – звучно рассмеялся мне в ответ папий Прохор. – Не говори, парень, что ты поверил тому дураку, что рассказал тебе подобную чепуху.

– А я в детстве верил в притчу о драконе и его несметных сокровищах, – ухмыльнулся друнгарий Леонид. – Даже жаль, что дракон и его богатства существуют исключительно в наших местных сказаниях и легендах.

– Иначе бы мы все разбогатели точно так, как наш славный император! – весело подытожил папий Прохор и смачно осушил свой кубок до дна.

– А ты, Прохор, как я вижу, сегодня побывал на церковной площади? – спросил друнгарий после того, как папий закатал рукава своего голубого шелкового кафтана для того, чтобы окончательно не запачкать их в жирном чесночном соусе, и обнаружил свежие синяки и ссадины на руках.

– Да, я был там, – на глазах помрачнел Прохор. – В один миг толпа впала в настоящее безумие и начала бесноваться.

– Поэтому пришлось усмирять непокорную чернь так, как мы умеем лучше всего, – не преминул вставить свое слово жестокий Тарас. – Силой.

– Я слышал, что на площади были погибшие, – заметил друнгарий Леонид, полностью проигнорировав последнюю реплику Тараса.

– Наши остались все живы. Обзавелись лишь новыми синяками да ссадинами, а вот два десятка местных жителей были затоптаны насмерть. Раненых и покалеченных никто даже не считал.

Я чуть слышно ахнул.

– А что ты думал, желторотый малец, – развязно обратился ко мне Тарас. – Ведь чернь вздумала покушаться на жизнь императора!

– Кто-то покушался на императора? – ошеломленно переспросил я.

– С несогласными у нас разговор короткий. Глотку им перерезать и конец! – громко стукнул кулаком по столу откровенно пьяный Тарас.

– Да заткнись ты, дурья твоя башка, – прикрикнул на Тараса друнгарий Леонид. – Уведите его, кто-нибудь, свежим воздухом подышать, что ли, пока он своими речами не навредил самому себе, а заодно и всем нам.

– Идем со мной, дружище, – подсуетился лысый сосед Тараса и, взяв своего приятеля под руки, повел прочь из праздничного зала.

– Не обращай на него внимания, Филат, – успокоил меня друнгарий Леонид. – Тарас неплохой служака, но, когда выпьет, становится настоящей скотиной и несет всякую чушь.

– Так что все-таки случилось на площади у церкви? – вновь предпринял попытку разузнать я.

– В городе есть бедняки, – с неохотой принялся размышлять Прохор вслух. – Очевидно, что слишком многие из них сегодня намеривались получить монеты от императора. Люди поддались панике, которая привела к давке и, как следствие, жертвам и смертям. Солдат же на площади оказалось недостаточно для того, чтобы предотвратить начавшиеся беспорядки.