Мировая революция. Воспоминания - [79]

Этим реальным затруднением я объясняю, что министр Рибо был особенно осторожен по отношению к Карлу и не хотел вести переговоры без Италии; Англия тоже остерегалась вести переговоры с Карлом без Италии. Правда, Карл и его уполномоченные утверждали, что Кадорна и Король (вероятно, во время первых переговоров Сикста) предлагали Австрии мир, но мне кажется, что тут что-то недоговорено. Некоторые уполномоченные Карла усиливали свое предложение утверждением, что и революционная Россия – князь Львов – предлагала Австрии мир, но, кажется, это утверждение, как и об Италии, уже не действовало ни на французов, ни на англичан. В Париже были сведения, что, наоборот, Австрия – Чернин – предлагала России мир. Я сам узнал в России (в августе 1917 г.), что голландский корреспондент привез секретное послание от Австрии тогдашнему министру иностранных дел Терещенко; Австрия предлагала России сепаратный мир; насколько мне известно, Терещенко против этого ничего не имел, но тогдашнее правительство не имело уже силы и соответственной отваги. О мирных переговорах с Россией я, впрочем, говорил уже раньше.

Насколько неупорядоченными были переговоры Антанты с Карлом, видно из того, что в половине декабря 1917 г., значит, в то время, когда Австрия (при помощи Ревертеры, Менсдорфа, а в особенности Сикста) еще вела переговоры с союзниками, Франция признала наш Национальный совет главой чехословацкой армии, организовываемой во Франции; приказ о создании этой самостоятельной чехословацкой армии во Франции вышел на основании соглашения министра Клемансо с д-ром Бенешем 7 января 1918 г., за день до того, как Вильсон сообщил Конгрессу свои четырнадцать пунктов, и день спустя после австрофильской речи Ллойд Джорджа. Наконец, беспорядочность этих переговоров видна из того, что в январе 1917 г. союзники в ответе Вильсону требовали нашего освобождения и это требование было введено в окончательной формулировке министром Брианом.

Я не удивляюсь тому, что так действовала Австрия и особенно Карл. В 1917 г. Австрия уже видела свою слабость, а потому и пропагандировала свой неискренний антинемецкий план. В апреле 1917 г. граф Чернин написал свой знаменитый доклад о положении Австрии (это было сделано по распоряжению Карла после гамбургского свидания) для императора Вильгельма и немецкого Верховного командования; я уже упоминал о том, что Антанта скоро о том узнала. Само собой разумеется, что это повредило мирным переговорам Карла.

Упомяну лишь кратко о том, как Германия и особенно император Вильгельм приняли разоблачения Клемансо; есть сведения о Каноссе Карла, но есть и другие сообщения, говорящие, что Карл свои предложения сделал с ведома Германии. Это утверждает Людендорф, – что касается критического установления фактов и их оценки, фирма весьма несолидная. Но Бетман-Гольвег во время переговоров Сикста был не прочь уступить Франции по крайней мере часть Эльзас-Лотарингии.

Для нас в 1918 г. было важно, что Клемансо так резко выступил против Вены. Тем, что Клемансо разоблачил перед политической общественностью образ действия Карла и Чернина и обличил нелояльность австрийцев, он нам очень способствовал и облегчил нам антиавстрийскую пропаганду, за которую я усиленно принялся сейчас же после своего приезда в Америку.

Когда я приехал в Америку, то нашел всюду в официальном мире и в широких кругах, несмотря на обличение Клемансо, еще очень сильное австрофильство, а потому у нас было много работы против Австрии. Но наша пропаганда удавалась всюду: в общественном мнении целой Америки, в вашингтонском обществе, а также в иных городах и вообще среди широких политических кругов. Наши статьи, интервью, лекции, меморандумы и т. д. изо дня в день привлекали к нам симпатии приверженцев. Политически действовал исторический аргумент, что по праву наше государство еще существует и что у него такие же права, как по крайней мере у Венгрии; в этом отношении мы могли ссылаться на свидетельство книги Вильсона о государстве (The State). Действительны были аргументы об избирательных преимуществах дворянства и вообще обо всех недемократических учреждениях; факт, что немцы и мадьяры, то есть меньшинство, угнетали большинство граждан, всегда и всюду действовал весьма сильно. Столь же сильно действовали сообщения об австрийских и мадьярских жестокостях, совершенных над нашими гражданами, как над гражданами других народов. Мы приводили доказательства из публикаций проф. Рейса и др.

Серьезным был аргумент, который нам давали мадьяры и немцы своей ложью и неправдой; опровергая их, мы всегда выигрывали. Пример: на собрании, устроенном мадьярофильскими пацифистами, оратор бессовестно лгал, что мадьяры в 1870 г. в парламенте протестовали против аннексии Эльзас-Лотарингии; я изобличил оратора и указал, что это случилось в чешском парламенте, в то время как венгерский парламент высказался под председательством Андраши за нейтралитет Австро-Венгрии, чем, конечно, помог Пруссии. Тот же Андраши шел с Бисмарком, так что de facto мадьяры положили начало тройственному союзу и его политике. Этим аргументом я мог и должен был часто пользоваться против мадьярской пропаганды.