Мировая революция. Воспоминания - [65]

Мне импонировало питание американского войска, а не только офицеров, – прямо роскошное, сказал бы европеец, привыкший к аристократическому войску, заботящемуся прежде всего об офицерах.

Я старался как можно скорее проникнуть в политическое положение страны. Практически это означало узнать влиятельнейших и решающих лиц в правительстве, в Конгрессе и в обществе. В этом отношении м-р Крэн был для меня прекрасным помощником, ибо был знаком почти со всеми людьми, которые меня интересовали, особенно же был близок с президентом Вильсоном; его сын, м-р Ричард Крэн, позднее первый американский посланник у нас, был секретарем у государственного секретаря по иностранным делам Лансинга.

Пропагандистская деятельность требовала посещения главных городов Соединенных Штатов, завязывания личных знакомств и возобновления старых связей. Важно было привлечь общественное мнение; это удавалось и наконец удалось. Довольно скоро я был в состоянии печатать интервью и статьи в самых больших и влиятельных газетах, еженедельниках и журналах. Со многими выдающимися публицистами всех направлений я лично встречался; как пример привожу В. Гарда, с которым часто встречался, потом Беннета, Диксона (Бостон) и Мартина (Кливленд). Я не привожу остальных имен, я бы мог кого-нибудь среди большого количества журналистов и забыть; я много обязан всей американской журналистике.

Я посещал различные общества и клубы (например, уже упомянутый «Chicago Club» и др.). Кроме публицистов были завязаны сношения в Вашингтоне с депутатами обеих главных партий и всех направлений (Гичкок, председатель иностранного комитета в Сенате и др.). Конечно, я старался встречаться и с республиканцами и информировать сенатора Лоджа и др. С сенатором Рутом я познакомился еще в России.

Кроме депутатов, мне удалось завязать непосредственные сношения с членами правительства и важными чиновниками различных министерств; кроме Лансинга, вспоминаю о многих, особенно о Филипсе, первом товарище государственного секретаря, о Полке, советнике государственного управления, о Лонге, товарище государственного секретаря; дальше о военном государственном секретаре Бэкере, государственном секретаре внутренних дел Лейне и др. Наконец, при помощи м-ра Крейна я завязал знакомство с полковником Гаузом и президентом Вильсоном.

Выгодным было знакомство с подготовительным комитетом, который подготовлял материал и меморандумы для мирных переговоров и для президента; назову председателя, профессора Мизеса, и др. Из чехов сотрудничал проф. Кернер.

Позднее огромное значение имел журналистический штаб (м-р Криль), который был организован для мировой конференции. С ним, как и вообще со всеми важными организациями и учреждениями, я завязал сношения.

На сношения с университетами и ученым миром у меня не было слишком много времени; однако я был в Чикагском и Гарвардском университетах; президента Чикагского университета я уже называл; в Кембридже вспоминаю прежде всего президента Эллиота, который по отношению ко всем политическим вопросам в Евпрое проявлял, как и во всем, истинно научный интерес. Из историков вспоминаю проф. Кулиджа; проф. Винер, славист, мой давний знакомый; из профессорской коллегии Нью-Йоркского Колумбийского университета поддержал меня своей симпатией и пониманием мировой ситуации президент Батлер.

В Америку довольно часто приезжали из Европы публицисты и иные политически влиятельные и деятельные личности; я встретился в Америке с Бергсоном, Шерадамом, знакомыми мне уже по Парижу, и с др.

В Америке, как и везде, поддерживали меня евреи. Как раз в Америке теперь оправдала себя, если можно так выразиться, гильснериада. Уже в 1907 г. евреи устроили мне в Нью-Йорке огромный прием; тогда я лично встретился со многими представителями, как ортодоксального, так и сионистического направления. Из сионистов назову члена Верховного суда Брандейса, по происхождению из Чехии; он был хорошо знаком с президентом Вильсоном и пользовался его доверием. В Нью-Йорке одним из руководящих сионистов был Мэк. В Америке я также лично познакомился с Соколовым, одним из влиятельных вождей сионизма. В Америке, как и в Европе, евреи имеют большое влияние в журналистике; для нас было весьма выгодно, что эта великая держава не была против нас. И те, кто не соглашался с моей политикой, держали себя сдержанно и беспристрастно.

Я должен особо подчеркнуть, что в Америке я особенно занимался пацифистами, а также отдельными личностями и направлениями, определенно германофильскими; в этом лагере были прежние знакомые, а потому для меня было особенно существенно защитить перед ними наше национальное дело. Было это настоятельно еще потому, что пацифизм был довольно распространен и невольно поддерживал, как и в других местах, Германию. А немецкое влияние, прямое и косвенное, было в Америке важным фактором, – это объясняется большим процентом американцев, родившихся в Германии или, по крайней мере, немцев по родителям.

Особо отмечу бывшего президента Рузвельта. До войны, как это видно из моей статьи, направленной против него, я был его противником. Во время войны Рузвельт выступил решительно против Германии и в своих речах и заявлениях заступался за нас, чехов. Его привлек к нам Штефаник. Я встретился с ним мельком однажды на праздновании памяти Лафайета в Нью-Йорке. Там я слышал впервые, как он говорит. Для личного знакомства не было случая, но у нас был целый ряд общих друзей. После войны, незадолго до своей смерти, бывший президент послал мне обширный план задуманного путешествия в Европу с политическими лекциями. Он собирался и у нас в Чехии прочесть целый цикл таких лекций.