Мировая революция. Воспоминания - [49]

Шрифт
Интервал

Дальше, я могу привести факт, что в марте, уже после заключения мира, Троцкий вел переговоры с некоторыми представителями союзнических государств, дабы ему помогли привлечь генерала Вертело, возвращавшегося из Румынии со своей военной миссией. Посол Нуланс, бывший тогда в Вологде, очень противился этому плану (об этом факте я узнал уже после своего отъезда из России; не могу сказать, как ко всему этому относился Ленин).

О переговорах Троцкого с Нулансом и об обещании американского посла я уже говорил. В связи с этим может быть сказано, что у Бахмача большевики сражались вместе с нами против немцев; это были, однако, большевики украинские, и их незначительное участие проистекало не из обдуманного антинемецкого плана, но из случайного стечения обстоятельств.

Я знал хорошо антинемецкое настроение Советов и следил за ним; о течении дел у меня были достоверные сведения. Само собой разумеется, что я тоже считался с этим настроением большевиков и по этой причине не гнал их в объятия немцев нашими войсками. И еще: в этом настроении большевиков я черпал надежду, что они не будут чинить препятствий нашим солдатам на пути по России и Сибири.

Я знаю, что большевиков обвиняют в одностороннем германофильстве потому, что они подписали мир с Германией. Я не согласен с этим взглядом. Для большевиков не было выхода; что у них было, что они могли делать? Все переговоры в Брест-Литовске, способ, каким немцы принуждали к миру, особенно так называемый дополнительный договор, доказывают, что большевики не хотели заключать мир. Заключением мира с немцами они следовали за своими предшественниками царского и послецарского режима. Я уже упоминал, что и Милюков был готов подписать мир, а Терещенко вел о нем переговоры с Австрией, несмотря на то что принципиально был за продолжение войны. Об этом скажу позднее. Большевики, и в этом их можно по праву обвинять, совершенно бессмысленно ускорили и усилили разложение армии (но ведь и это началось при царе и сознательно продолжалось при Временном правительстве и Керенском) и воспользовались пацифизмом как агитацией, хотя должны были сами очень скоро реорганизовать армию; допустимо, что среди них были односторонние германофилы, но главные ошибки большевиков заключаются не в их иностранной, а внутренней политике. Что касается германофильства, то и в нем они были детьми царизма.

Незнание союзническими державами России, а благодаря этому и большевизма было до известной степени причиной неправильного отношения к России сначала царской, а потом и революционной. Как некритически и невежественно судили о большевиках, указывают опубликованные антибольшевистские документы. Не знаю, сколько за них дали американцы, англичане и французы, но для сведущего человека из содержания сразу было видно, что наши друзья купили подделку (это скоро стало очевидно; документы, которые должны были присылаться из разных государств, были все написаны на одинаковой пищущей машинке). Правда, и большевики не были лучше в подобных вопросах. Сейчас же после переворота они начали публиковать тайный архив Министерства иностранных дел; объявили это точно какое-то великое событие, в действительности же на свет Божий из документов не появилось ничего, что бы не было уже известно. Борьба Троцкого с тайной царской дипломатией была тоже довольно наивна.

Я действовал по отношению к России во всех фазах ее развития, соображаясь со знанием условий быта и с нашей национальной программой; мне было неприятно, что многие из союзников меня сразу не поняли. Общие последствия и успех доказывают мою правоту. Что касается большевизма, то в Париже и Лондоне не знали положения русских дел и как из него должен был развиться большевизм. Однако многие французы и англичане, бывшие в России и наблюдавшие быт, приобрели более правильные воззрения. Я это особенно часто тогда слышал о члене французской военной миссии Легра и английском торговом атташе в Москве, мистере Локарте; я их лично не знал в России, но то, что я слышал, подтверждало мой взгляд на официальную точку зрения на большевиков в Париже и Лондоне. Я привожу лишь эти два имени среди официальных лиц; то, что здесь говорится о них, может быть подтверждено примером ряда иных официальных и неофициальных наблюдателей России из Франции и Англии.

Что же, наконец, касается отношения немцев к большевикам, то неверно утверждение, будто немцы сначала и при всех условиях поддерживали большевиков. Правда, что они воспользовались большевистским переворотом и еще даже их агитацией к борьбе с царским и Временным правительством, правда и то, что это была близорукая тактика. Но все немецкие государственные деятели и руководящие лица в армии не были согласны в воззрениях на большевиков; партии буржуазные, монархические, а также и социал-демократы не были за большевиков. В свою очередь и большевики в начале своего режима не могли идти с монархическими немцами и не шли с ними ни политически, ни военно. Немцы большевикам не доверяли и до известной степени их боялись; это было видно из переговоров в Брест-Литовске, и об этом можно еще судить по тому факту, что весной 1918 г. немцы в России держали значительную часть войска, которое могли бы употребить с большей пользой во Франции. Чтобы определить настоящее отношение немцев к большевикам, я старался всевозможными способами установить точное количество германского и австрийского войска в России; в Ставке некоторые русские офицеры говорили мне, что оно достигает миллиона; по моим сведениям оно должно было быть не более полумиллиона; и этого достаточно, чтобы возбудить вопрос, почему немцы удерживали такой сильный русский фронт. Это не была армия лишь против большевиков; немцы тогда еще считались с возможностью, что большевики не удержатся и что новые правители России, особенно монархисты, наверняка воскресят русскую армию. Я об этом судил еще по тому, что генерал Гофман грозил большевикам походом на Петроград и объявлением монархии. Кстати о Петрограде: можно было ожидать, что немцы действительно пойдут на Петроград; то, что этого не случилось, является доказательством, что немцы не были уверены и что они не хотели испортить отношения с возможной новой Россией.


Рекомендуем почитать
Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Пастбищный фонд

«…Желание рассказать о моих предках, о земляках, даже не желание, а надобность написать книгу воспоминаний возникло у меня давно. Однако принять решение и начать творческие действия, всегда оттягивала, сформированная годами черта характера подходить к любому делу с большой ответственностью…».


Литературное Зауралье

В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.


Государи всея Руси: Иван III и Василий III. Первые публикации иностранцев о Русском государстве

К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.


Вся моя жизнь

Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.