Мировая революция. Воспоминания - [45]

В Киеве было достаточное количество пленных рабочих, которые получали весьма приличный заработок на тамошних чешских и русских фабриках; некоторые из них отказывались вступать в армию и не хотели даже платить на нее всеобщую дань; они прятались за удобный лозунг, что мы буржуи, что легиоры служат буржуазии, капитализму и т. д. Они сами ему служили, Муна играл на два и больше фронтов. Какие у них были необоснованные доводы, можно судить по тому, что из трех или четырех товарищей, пришедших ко мне с Муной вести переговоры относительно «Свободы», двое тут же вступили в нашу армию, когда услышали, как мы опровергали несвязные доказательства Муны. Муна защищался лишь всякими хитрыми выдумками, утверждал, что нападает на легионы лишь из-за киевских рабочих и что делает это лишь внешне и что со временем сам приведет в наш лагерь киевских «беглецов». В начале «Свобода» была против большевиков и резко обвиняла их во всевозможных ошибках; после переворота все изменилось, и Муна, и его газета стали большевистскими. Я уже говорил раньше, что большевики не привлекли на свою сторону много людей в армии.

Когда к Киеву подходил Муравьев со своей армией, то члены Национального совета в Киеве постановили, как бы принести присягу в верности принципам нашего освободительного движения и мне лично (30 января). Это должно было послужить одновременно примером для всей нашей армии и всех наших людей в России. Конечно, нашлись слабые и нечестные люди, которые легко перескочили из самого черного черносотенства в самое красное. Некоторые играли на два фронта. Были также такие чешские предприниматели, которые в своем близоруком хищничестве не только спокойно сносили, но и поддерживали нападки на армию. И об этом мы не смеем забывать, если говорим о войске «политическом».

Вскоре после взятия Киева был образован совет рабочих и солдатских депутатов по русскому образцу. Под влиянием большевиков в самом Национальном совете тайно подготовлялся какой-то переворот; я об этом был своевременно осведомлен, но ждал спокойно. Я должен был ехать в Москву, чтобы там практически добиться того, что мы являемся действительно частью французской армии: было важно обеспечить нашу армию с финансовой стороны. Во время этого моего отсутствия был создан какой-то новый Национальный совет, который, однако, своим революционным руководителем все же избрал меня. Мне было неприятно, что эту штуку выкинули как раз социалисты, члены Национального совета, которые мне в глава всегда осуждали беснование наших чешских большевиков. Этот новый Национальный совет был основан 24 февраля, но все предприятие не имело практического значения. Мешать и вредить может, конечно, даже самый глупый человек, так нам вредили своими партийными вмешательствами у русских большевиков и муновцы.

Тогда уже ожидались в Киеве немецкие и австрийские войска, и когда, наконец, неприятель действительно начал приближаться, то киевская оппозиция спаслась тем, что вступила в «буржуазную» армию. 20 февраля начался отход наших частей с Украины, а уже 2 марта у наших был бой с немцами на Киевском мосту, а вскоре снова у Бахмача.

С того момента, как большевики пустились в переговоры о мире – формально это началось 3 декабря 1917 г. приглашением к перемирию, – всем стало ясно, что нашему войску нечего делать в России, а потому мы начали самым поспешным образом наш поход с Украины в Россию, направляясь во Владивосток, а оттуда во Францию.

3 марта был подписан мир в Брест-Литовске.

Одновременно с затруднениями с большевиками, начались и затруднения с украинцами. Наш корпус был расположен вокруг Киева на украинской территории. До тех пор пока там господствовали русские, наше отношение к ним было вполне простым: Россия нам давала возможность организовать, вооружить и поддерживать корпус при помощи соответствующего снабжения. За это мы на территории, нами оккупированной, а главное в Киеве, охраняли военные запасы и поддерживали порядок.

Однако вскоре после большевистского переворота Украина начала отделяться. 20 ноября 1917 г. был объявлен III Универсал, по которому Украина стала республикой и автономной частью русской Федерации. Таким образом, стало необходимо вести переговоры с украинским правительством; мы сговорились с ним на тех же условиях, которые у нас были с русскими (15 января 1918 г.). Однако, особенно в первое время украинской независимости, отношения Украины и России, особенно же их войск, были не вполне ясны; этим также запутывалось и наше отношение к Украине. Но в общем у нас не было каких-либо больших неприятностей; некоторые затруднения возникли вследствие еще не установившихся внутренних отношений и особенно из-за споров украинских партий.

Отделение Украины от России подготовлялось уже с января; 12 января Украина была признана центральными державами. Я был хорошо осведомлен о том, что делалось, а в связи с этим и подготавливался. Я считал невозможным оставаться на Украине, совершенно оторванной от России, не только из-за обещаний, данных ранее России, но и принимая в соображение и наших граждан в большевистской России, и особенно наших пленных (я боялся, что их будут преследовать); без России же мы не могли попасть в Сибирь, а оттуда во Францию. А поэтому, когда 25 января был объявлен IV Универсал, по которому Украина провозглашалась вполне самостоятельным государством, я сообщил уже 26 января министру иностранных дел А.Я. Шульгину (А.Я. Шульгин, собственно, Шулхун по-украински, не смешивать с В.В. Шульгиным, русским, в Киеве), что IV Универсалом наш договор сам собой уничтожался и что мы в самом ближайшем времени выведем свое войско с Украины: войско было сформировано с согласия России, России же наши солдаты присягали в верности, России мы преданы, однако против Украины и ее политики мы не будем ни в коем случае выступать; украинский вопрос будет разрешать также Россия, а мы принципиально не вмешиваемся во внутренние русские дела. Министру Шульгину я сказал, что при данном положении считаю отделение от России ошибкой, особенно потому, что взволнованная и неподготовленная Украина попадет под чрезвычайное немецкое и австрийское влияние. К этому мнению меня побудили довольно серьезные причины. Наконец, формальным доводом было то, что мы не могли остаться на территории государства, которое заключило мир с Германией и Австрией. Это также относилось и к нашим отношениям с большевиками. Украина заключила мир с Австрией и Германией 9 февраля (в Брест-Литовске), на другой день после взятия Киева большевиками.