Мировая революция. Воспоминания - [173]

Шрифт
Интервал

Прибыли в последнее время унитаристы (их насчитыают 10 000).

Значительное количество православных прибыло так же, как в исторических землях (1054, 9082), так и в Словакии (1439, 2877).

Мы находим незначительный обломок и армяноправославной церкви (152, в то время, как в 1910 г. было всего девять на целой территории республики).

У старокатоликов (в большинстве случаев немецкой национальности) замечается также значительный прирост (17 121, 20 255).

Благодаря присоединению Словакии и Подкарпатской Руси у нас стало значительное количество евреев: 354 342 (1921); однако общее количество по сравнению с 1910 г. уменьшилось: 361 650. Более подробные цифры таковы: Чехия – 79 777; Моравия – 37 989; Силезия – 7317; Словакия – 135 918; Подкарпатская Русь – 87 041.

Рядом с религиозным брожением во всех церквах всюду заметно сильное спиритическое движение; предполагают, что спиритов несколько сотен тысяч (2–3). Попадаются также теософы и иная подобная экзотика.

Эти церковные условия жизни в нашей республике, особенно же религиозное движение, характеризуются силой гуситской традиции и религиозной преемственностью с реформацией; параллельно этому движению у нас в Подкарпатской Руси идет подобное же православное движение.

Все протестантские церкви связывают себя с реформацией; чешские реформисты и лютеране объединились в виде «чешскобратских евангеликов» (Евангелическая чешская братская церковь); свободная реформированная церковь называется теперь чешской братской еднотой, а баптисты – Братской еднотой Хельчицкого; непосредственную традицию и преемственность с Чешским братством сохраняет охрановская Братская еднота. Чехословацкая церковь тоже гуситская церковь, унитары также объявляют о своей связи с Братством.

Наше религиозное движение возбуждает всюду за границей интерес, особенно благодаря тому, что католицизм почти везде выигрывает почву или приобретает по крайней мере авторитет, в то время как у нас сильнее традиция реформации. И заграница начинает понимать, что чешский вопрос не имел узкополитического значения.

Естественно, что новые и обновленные церкви будут искать сближения с иностранными близкими церквами. Чехословацкая церковь близка с англиканской и старокатолической церквам; указывают также на известную близость с польскими мариавитами и в некотором отношении с православием. Православное движение стремится сблизиться с сербской и цареградской церквами; кроме того, у нас есть православные русские и румынские соседи. Различные протестантские церкви находятся в сношении со своими же церквами на Западе. Вообще, церковное движение получает международное, а следовательно и политическое значение.

Значительное религиозное движение заметно и у евреев; у нас имеется ортодоксальное, восточное направление в Словакии и Подкарпатской Руси, а рядом западное, более либеральное. В еврейском вопросе большое значение играют сионизм и национальное еврейское течение.

Разнообразие вероисповеданий способствует религиозной терпимости так же, как разнообразие национальностей приводит к национальной терпимости.

Закон терпимости тоже реформационного происхождения. Я не хочу сказать, что реформация сейчас же и в самом начале осуществила свободу, которой добивалась для церкви; лишь при дальнейшем развитии и особенно благодаря индепендентам в Англии окрепла свобода совести и терпимости. В средневековой церкви благодаря авторитету Августина и Фомы Аквинского еретик казнился смертью; я не буду приводить пример Сервета для того, чтобы стало ясно, что и в новых церквах средневековое варварство исчезло не сразу. Развитие духа терпимости шло весьма медленно; вспомним, что Лок, великий защитник терпимости, не мог перенести атеистов. Лишь Французская революция узаконила права человека и, следовательно, полную свободу совести и осуществила ее в области религий, но еще пока не политики.

В Австрии свободы совести не было; в нашей демократической республике настоящая свобода совести, терпимость и проповедование добра и совершенствования должны быть не только узаконены, но и осуществляемы во всех областях общественной жмени. Это национальное требование, требование, данное нашим историческим развитием; философия истории Палацкого расценивает Чешское братство как вершину: чистое христианство, то есть учение Христа и его заповедь любви являются завещанием отца народа и нашей истории: демократия – это политическая форма человечности. При помощи терпимости мы превратимся из габсбургской теократии в демократию.

Повторяю, Христос, а не Кесарь – вот смысл нашей истории и демократии.

Иллюстрации

Т. Масарик


Вильгельм II и Франц Иосиф


П. фон Гинденбург и Э. Людендорф над картой военных действий.

Художник Х. Фогель


«Братья по оружию». Открытка с портретами лидеров Антанты: Георга V, Р. Пуанкаре, Альберта I, Николая II


Чешская дружина в 1914 г.


Николай II и великий князь Николай Николаевич


С.Д. Сазонов


Торжественная присяга и освещение знамени Чешской дружины.

16 сентября 1914 г.


Разведчики 1-й роты Чешской дружины, переодетые в форму австро-венгерской армии, перед отправкой в разведку в тыл врага.


Рекомендуем почитать
Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Моя бульварная жизнь

Аннотация от автораЭто только кажется, что на работе мы одни, а дома совершенно другие. То, чем мы занимаемся целыми днями — меняет нас кардинально, и самое страшное — незаметно.Работа в «желтой» прессе — не исключение. Сначала ты привыкаешь к цинизму и пошлости, потом они начинают выгрызать душу и мозг. И сколько бы ты не оправдывал себя тем что это бизнес, и ты просто зарабатываешь деньги, — все вранье и обман. Только чтобы понять это — тоже нужны и время, и мужество.Моя книжка — об этом. Пять лет руководить самой скандальной в стране газетой было интересно, но и страшно: на моих глазах некоторые коллеги превращались в неопознанных зверушек, и даже монстров, но большинство не выдерживали — уходили.


Скобелев: исторический портрет

Эта книга воссоздает образ великого патриота России, выдающегося полководца, политика и общественного деятеля Михаила Дмитриевича Скобелева. На основе многолетнего изучения документов, исторической литературы автор выстраивает свою оригинальную концепцию личности легендарного «белого генерала».Научно достоверная по информации и в то же время лишенная «ученой» сухости изложения, книга В.Масальского станет прекрасным подарком всем, кто хочет знать историю своего Отечества.


Подводники атакуют

В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.


Жизнь-поиск

Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».


Интервью с Уильямом Берроузом

Уильям Берроуз — каким он был и каким себя видел. Король и классик англоязычной альтернативной прозы — о себе, своем творчестве и своей жизни. Что вдохновляло его? Секс, политика, вечная «тень смерти», нависшая над каждым из нас? Или… что-то еще? Какие «мифы о Берроузе» правдивы, какие есть выдумка журналистов, а какие создатель сюрреалистической мифологии XX века сложил о себе сам? И… зачем? Перед вами — книга, в которой на эти и многие другие вопросы отвечает сам Уильям Берроуз — человек, который был способен рассказать о себе много большее, чем его кто-нибудь смел спросить.