Мировая революция. Воспоминания - [159]

Государство и его организация изменяются в зависимости от времени и условий, также изменяются и функции того же государства. Иногда, например, одно сословие или класс захватывает в свои руки государственную власть и используют государство для своих целей; иногда государственный аппарат занят больше всего специальными экономическими или культурными вопросами и этим придает всему особый характер. Всегда государство, in conkreto люди, управляющие государством, стремятся опереться на самые крепкие общественные силы: на религию, науку, финансы и т. д. Бывает и так, что сильная личность захватывает в свои руки государственную власть. Все это злоупотребление государством. Вообще история государства доказывает, что государство несовершенно, но из этого вовсе не следует анархизм государственности, как например, из несовершенства школ не следует необходимость неграмотности. Общественная жизнь людей невозможна, если нет центрального, централизирующего, контролирующего авторитета; если есть люди, которым хочется это назвать иным словом, чем государством, пусть они это делают, но потом это становится вопросом филологическим, не более; я знаю, что филология – круглые слова – играет в политике большую роль!

Некоторая наклонность к анархизму развилась у нас благодаря тому, что мы, не имея своего собственного государства, организовывались национально и ставили народ выше государства, над государством. У Коллара мы слышим отзвуки Гердера, что государство – это организация искусственная, а народ – естественная. В этом лишь постольку правды, поскольку государственная организация уже и не может вместить жизни всего народа, несмотря на то что стремится к централизирующему контролю целой народной жизни.

Государство и демократическое государство не является божественной, всемогущей организацией, как это представлял себе Гегель; оно лишь человеческая институция со всеми слабостями и качествами тех людей, которые его организовали и которые его ведут. Государство вовсе не так скверно, как говорят анархисты, но и не так прекрасно и добро, как воспевают официозы – в общем оно не хуже, чем остальные человеческие дела. Оно необходимо.

То же можно сказать и о законах. Закон – это кодификация правил государственной администрации. В этой администрации много чисто технического, происходящего, я бы сказал, от государственных махинаций. Но у закона есть также моральное значение, всюду от государства и закона требуют справедливости и права. У права есть своя основа, своя уверенность и обеспечение в нравственности, т. е. в гуманности, в человечности.

Я отвергаю пангерманское учение, что право – это сила, если понятие силы отождествляется и понятием насилия.

То, что с демократической точки зрения государство требует как можно меньше, я понимаю в том смысле, что демократия по своей сущности ожидает от каждого гражданина чувства государственности, администрации и закона. Демократия покоится на индивидуализме, но индивидуализм не означает самоволия, а стремление к сильной индивидуальности не только самого себя, но и остальных граждан. Демократия – это самоуправление, а самоуправление – это себя управление, самоуправление начинается с самого себя. Посмотрите на Англию: почему там сравнительно приличная демократия при аристократизме и монархии? А потому, что там граждане интересуются государством, небезразличны к администрации и политике, потому, что развили сильный индивидуализм. Я уже обращал внимание, что этот индивидуализм развился церковно и религиозно. Английский гражданин помогает как можно чаще сам себе, а поэтому ему помогает и государство; английский гражданин не зовет при каждой безделице и глупости полицию. В Англии автономия, самоуправление, себяуправление.

Демократия возможна лишь при этом живом интересе к государству, к его развитию и его постоянному усовершенствованию; демократия – это естественное право на инициативу во всех отраслях общественной жизни, причем безразлично, узаконено формально это право или нет. В свободном государстве оно существует de facto.

Теперь часто рекомендуют организационную работу как деятельность по преимуществу политическую и государственно-строительную; это правило, но и организационность можно преувеличивать. Я, например, полагаю, что наши соседи немцы переорганизовались; каждая организация, будь то государственная, или социальная, или религиозная, становится в силу привычки механической формой. Нам нужны живые организмы – откуда их взять, если мы сами не будем живыми? А жизнь – это постоянное изменение, рост. Живая организация будет у создающих, у творческих людей – новое нужно создать, нужно постоянно создавать также и в общественной и государственной жизни.

Демократия возникает из революции и революционерства; наша республика и демократия возникли тоже из революции: революция оправдывается как необходимая оборона; ее необходимость наступает тогда, когда исчерпываются все остальные средства. По отношению к революции правильно то же, что и по отношению к войне: допустима защита. Революция допустима, если, как, например, во время войны, грозит административный и политический хаос; революция допустима, если она является реформой, усовершенствованием. Но демократия не означает перманентной революции. Мировая война и возникшая из нее революция раздразнили революционную фантазию; но военное и революционное волнение должно утихнуть, люди должны перейти к спокойной и постоянной работе, а это многие делают с трудом.