Мировая революция. Воспоминания - [161]

Можно сказать, что при современном уровне образования государства развиваются при помощи революции сверху и снизу; этой борьбе революции, идущей впереди, с революцией, тянущей назад, этому качанию между реакцией и радикализмом положит конец демократия – конечно, истинная демократия.

Я защищаю демократию от абсолютизма диктатуры, все равно, присвоит ли себе право на диктатуру церковь, государство или пролетариат, вообще кто бы то ни было. Я знаю аргументы, что совесть и право абсолютны, что так же абсолютны разум и наука и что, следовательно, имеет право и диктатура; я знаю аргументы о диктатуре «сердца» и тому подобные оправдания. Конечно, логика, математика, моральные и, быть может, иные принципы абсолютны, т. е. что они не могут быть относительны в том смысле, что каждый народ, каждая партия и, наконец, каждый отдельный человек имеют свою собственную мораль, свою математику и логику; но между этим поэтическим абсолютом в теории и между практическим, политическим абсолютизмом есть разница. Самая научная политика, так же как и все науки (математика и логика в этом отношении немного отличаются), зависит от опыта, индукции и не может, что заключается в самом понятии науки, требовать непогрешимости. Самая научная политика не может быть непогрешимой, она не дает вечных правд и не может быть доводом для политического абсолютизма.

Абсолютизм не заключается в едином монархе, но в его непогрешимости. История государственного абсолютизма и его теоретиков представляет собой интересное чтение; государство освобождалось от церковной опеки, но в свою очередь требовало для себя хотя бы часть той непогрешимости, которая принадлежала церкви и папе. Титул «Милостью Божьей» является выражением той непогрешимости, которую монархи хотели обеспечить своей диктатуре. Папа ссылался на чудеса и традицию, восходящую к самому Христу, – теория же монархического и государственного абсолютизма – это не что иное, как подглядывание у теоретиков абсолютизма и диктатуры церкви. То, что незадолго до Французской революции теоретик абсолютизма Мерсье де ла Ривьер ссылался на Евклида как на абсолютиста, является интересным доказательством того, как уже тогда мало верили в людовиковский абсолютизм и как защитники абсолютизма должны были головоломно доказывать непогрешимость, бесконтрольность и диктатуру монарха.

С самого начала Нового времени все народы с полным правом восстают против политического и духовного абсолютизма, от чего и происходят все эти религиозные, литературные, социальные и политические революции; сопротивление и борьба с абсолютизмом дали характер Новому времени, прогрессу, демократии.

Диктатура еще в римскую эпоху была вполне правильно ограничена войной; во время войны и вообще в практической деятельности один вождь лучше, чем дюжина. Диктатура вообще возникает в революционные эпохи, пока революция еще война; но диктатура не может быть институцией нормальной эпохи. Политические вожди не непогрешимы. Четыре глаза видят лучше, чем два, – это вывод, который я сделал из политического опыта и изучения истории. Отсюда также доводы зa парламентский и вообще демократический режим.

На русском большевизме мы видим недостатки диктатуры: большевизм объявил себя non plus ultra развития и заявил, что он непогрешим – отсюда его инквизиция, проистекающая из тех же причин и доводов, как и испанская инквизиция. Непогрешимость – это признак необразованности или полуобразованности; а демократия должна быть именно на страже против политических выскочек.

И я думал за границей, что нам для нашей антиавстрийской революции нужна бы была временная диктатура. В случае, если бы все легионы были сосредоточены во Франции, была бы возможность войти в Германию с союзническими войсками. Победоносная Антанта могла бы диктовать мир в Берлине, как немцы диктовали его в Париже и Версале. Я уже говорил, что об этом плане я вел переговоры с Вильсоном. Я представлял себе, что мы бы вошли в столицу Германии и что уже оттуда вся армия была бы перевезена домой. План не был фантастичен даже после капитуляции центральных держав; Фош хотел идти на Рейн и даже думал о том, чтобы сделать из Праги опорный пункт против немцев, особенно для освобождения Польши. При таком положении временная диктатура была бы необходима в обновленном государстве до тех пор, пока законные выборы не дали бы правовых основ конституции. Мне казалось, что во время революционных волнений такой временный абсолютизм мог бы разрешить многие жгучие вопросы, причем парламент получил бы дополнительно право одобрять или изменять подобные решения. У меня были готовы планы для всяких случаев.

События развернулись иначе. То, что я составил план централизованной и войсками поддерживаемой временной диктатуры, не по абсолютистическим и властолюбивым побуждениям, думаю, не требует доказательства; кроме того, план составлялся при согласии домашних руководителей. Я представлял себе также и временную директорию, состоящую из заграничных и домашних вождей, директориум, который бы был настоящим правительством, не боящимся ответственности. После перевода осуществленного бескровно при помощи неожиданного развала Австрии было вполне достаточно диктатуры Национального комитета и Национального собрания.