Мировая революция. Воспоминания - [162]
Будучи избран президентом, я, естественно, размышлял о проблеме демократического президентства. Во время войны я имел случай близко наблюдать республику в Швейцарии, Франции и Америке и сравнивать ее с конституционными монархиями (Англией и Италией) и проверять, таким образом, на практике взгляды, приобретенные при помощи изучения. Я уже кое-что об этом сказал специально в главе о пребывании в Америке.
В течение всего пребывания за границей о своем президентстве я не думал, мне просто не приходила эта мысль, т. к. я был слишком захвачен освободительным движением. В новой республике я видел себя по привычке (вот тоже антропоморфизм, депутатом и писателем (быть профессором я уже не рассчитывал), работником, создающим республику.
Уже ранее я занимался чисто теоретическим вопросом: не является ли один президент пережитком монархизма (в республиканском Риме было два консула, в Японии было два императора и т. д.); но ведь и монархизм не заключается, как уже было сказано, в том, что монарх единственен – в большом государстве он все равно не царствует один, а при помощи еще нескольких людей, потому что иначе это административно невозможно; монархия – это род олигархии; управление одного лица просто невозможно практически. Какая-нибудь форма директории могла бы буквально соответствовать демократии, но если бы было даже несколько президентов, все же у одного будет всегда больше влияния и авторитета, иначе невозможно.
Развитие в обратную от монархизма сторону будет и у нас, как и у остальных народов, постепенно. У нас есть, как я уже указывал, основания для республики, но тут же взращивалась усиленная приверженность к королевству и королю, сильный роялизм; лишь социалистические партии и часть интеллигенции были программовыми республиканцами. Все воспитание во время Австрии было недемократично, а люди, как было сказано, руководятся в политике больше привычкой, чем разумом. Не только президент, но и все остальные республиканцы должны стать по-настоящему республиканцами и демократами. Конечно, между республикой и демократией есть и может быть разница; республика – это форма, демократия – предмет. Форма писанная конституция не обеспечивает всегда сущности: в политике никогда нельзя достаточно выдвигать требования, чтобы люди следили за сущностью, содержанием, а не за формой и буквой. Можно легко написать хорошую конституцию – хорошо и последовательно ее осуществлять трудно. Иногда монархия может быть демократичнее республики.
Для республики есть четыре главных образца: Швейцария, Франция, Соединенные Штаты Америки и до известной степени императорская Германия (наглядный пример различия между формой и сущностью!). Каждый этот пример соответствует условиям жизни в данной земле и их развитию: ни одну институцию нельзя механически и неорганически переносить из одной страны в другую.
Во всех республиках применяется федеративный и автономистический принцип, это находится в самой основе демократии: демократия означает свободу и как можно более широкое самоуправление.
Что касается президентства, то швейцарский и немецкий примеры отпадают, остается французский и американский. Я сказал об американской республике, что после революции роль президента была сознательно скопирована с роли английского короля; Вашингтон по происхождению был аристократом и, как президент, украсил свой дом в Монт Вероне статуями Александра, Цезаря, Карла XII, Мальбороу, принца Евгения и Фридриха Великого. После Вашингтона президенты демократизировались. В Америке президент избирает правительство не из числа депутатов; во Франции правительство состоит из депутатов, оно парламентарно. В наших условиях я бы считал смешанную систему наиболее правильной: президент избирает определенное количество министров (большинство? половину?) из числа депутатов, сенаторов, а остальное среди недепутатов. Так бы было возможно ввести в правительство специалистов, ибо признанные недостатки парламентаризма заключаются именно в неспециализации многих депутатов и их партийности. Само собой разумеется, что президент при выборе министров советуется и сговаривается со всеми партиями.
В Америке имеется, кроме того, для составления бюджета особая, непарламентская комиссия; это здравая мысль, чтобы в парламенте партии не злоупотребляли nervu rerum, но на практике у этой комиссии нет силы.
Я коснулся вопроса, как формировать парламент и парламентаризм; я размышлял и об иных способах: например, чтобы промежуток между объявлением и осуществлением всеобщих выборов был как можно короче, лишь такой, какой необходим для осуществления технической стороны выборов; партиям не следует давать долгого времени для агитации. Одна из главных причин мертвости партии заключается в том, что они во время мира, как бы я сказал, мало заботятся об организации и воспитании членов; партийная и политическая энергия пробуждается или во время выборов, или же трений и раскола в партии. А ведь демократия – это мелкая, настоящая, положительная работа!
Было бы можно сказать еще много в более подробном изложении образования и управления демократической республики, но я ограничусь этими немногими примерами.
«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Имя полковника Романа Романовича фон Раупаха (1870–1943), совершенно неизвестно широким кругам российских читателей и мало что скажет большинству историков-специалистов. Тем не менее, этому человеку, сыгравшему ключевую роль в организации побега генерала Лавра Корнилова из Быховской тюрьмы в ноябре 1917 г., Россия обязана возникновением Белого движения и всем последующим событиям своей непростой истории. Книга содержит во многом необычный и самостоятельный взгляд автора на Россию, а также анализ причин, которые привели ее к революционным изменениям в начале XX столетия. «Лик умирающего» — не просто мемуары о жизни и деятельности отдельного человека, это попытка проанализировать свою судьбу в контексте пережитых событий, понять их истоки, вскрыть первопричины тех социальных болезней, которые зрели в организме русского общества и привели к 1917 году, с последовавшими за ним общественно-политическими явлениями, изменившими почти до неузнаваемости складывавшийся веками образ Российского государства, психологию и менталитет его населения.
Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.
Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.
Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.
О чем рассказал бы вам ветеринарный врач, если бы вы оказались с ним в неформальной обстановке за рюмочкой крепкого не чая? Если вы восхищаетесь необыкновенными рассказами и вкусным ироничным слогом Джеральда Даррелла, обожаете невыдуманные истории из жизни людей и животных, хотите заглянуть за кулисы одной из самых непростых и важных профессий – ветеринарного врача, – эта книга точно для вас! Веселые и грустные рассказы Алексея Анатольевича Калиновского о людях, с которыми ему довелось встречаться в жизни, о животных, которых ему посчастливилось лечить, и о невероятных ситуациях, которые случались в его ветеринарной практике, захватывают с первых строк и погружают в атмосферу доверительной беседы со старым другом! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.