Мировая революция. Воспоминания - [131]
Если и говорится, что Россия воевала из-за Сербии и из-за славян, то это не совсем правда; у России были некоторые симпатии к Сербии, как были ранее к Болгарии, но они основывались главным образом на официальном православии. Официальная Россия имела в виду всегда не славянских, а православных братьев, в особенности тогда, когда стремилась к Царьграду и к свободному выходу из Черного моря. И во время войны Россия стремилась обеспечить особыми договорами за собой эти цели, на которые было направлено столько усилий.
Русские переговоры относительно Далмации во время лондонского договора, и вся русская политика во время войны являются доказательством того, что Россия – русская дипломатия – не имела никакого влияния на Западе ни в одном славянском вопросе, что у нее не было плана, и что она не давала из Петербурга никаких инструкций своим послам. Неприятно было даже смотреть, как Россия позволяла германской и австрийской политике подталкивать себя в польском вопросе. Сначала она в весьма осторожной форме провозгласила независимость Польши, а потом свела ее к автономии. Поведение русских бюрократов в Галиции тоже не могло содействовать разрешению польского и славянского вопроса.
Что касается формировки наших легионов, то и здесь Россия отстала от Запада; если бы у нее был славянский и особенно чешский план, то наши легионы были бы созданы если уже не в 1915-м, то в 1916 г., когда мы подали через Штефаника русскому правительству и царю точный план, поддерживаемый Францией, старым и испытанным союзником России. Историю русских легионов я изложил достаточно подробно.
В опубликованных зa последнее время документах из русских архивов я нахожу подтверждение того, что я видел в России, а именно что царское правительство обратило внимание на чехов лишь под давлением Франции и Англии и их благожелательного отношения к нам; сознательного практического плана, касающегося нашего народа, у царского правительства и у русских вообще не было. Если еще кому-нибудь нужны доказательства, то я привожу ответ союзников Вильсону на его вопрос об условиях мира: на том, чтобы мы были в ответе особо поименованы, настояла Франция; Извольский от имени России лишь подписал предложение западных союзников.
После царской России было образовано Временное правительство. Некоторые его представители признали политические стремления славянских народов (нас, поляков, югославян); этому революционному правительству мы обязаны тем, что оно наконец утвердило обещанный царским правительством, но все откладывавшийся устав формирования нашего войска, хотя этот устав и был нами же выпрошен.
Сначала правительство Керенского было настроено против нас, но после Зборова оно уже нам не мешало.
В административном отношении большевики продолжали царизм, они ведь были кровными детьми царизма; в иностранной политике они выступали более самостоятельно, по традиции рабочего интернационала. Они не понимали ни нас, ни наших стремлений. Несмотря на это, у нас с большевиками был заключен договор, косвенно признающий нашу независимость: они признавали нашу армию и право на вооруженный нейтралитет. Позднее они отреклись от этого признания, но в Сибири снова заключили перемирие с нашим войском.
В схеме я привожу также признание военного сибирского правительства.
Поучительными были наблюдения наших солдат в России. Они пришли в Россию с теми неясными отвлеченными взглядами на Россию и славян, которые у нас господствовали. В России они увидели действительную, живую Россию; они узнали царскую Россию и невзлюбили ее; у них было отвращение к русской гражданской и военной бюрократии, они были разочарованы царскими обещаниями; но они встретились с русским народом, с русским мужиком и полюбили его; Россия и Сибирь были хорошей русской школой для тысяч наших солдат; они узнали недостатки, огромные недостатки всех русских правительств, но в то же время они видели естественные условия русской великой державы и их влияние на русского человека и узнали его характер. В России наши солдаты встретились также с югославянами, поляками и украинцами – Россия была для них тоже хорошей славянской школой.
Взаимно и русские узнали от наших легионеров о чехах и словаках; до сих пор о нас знали слависты и часть интеллигенции – во время войны о нас услышал мужик, который раньше знал кое-что лишь о болгарах и сербах как православных и о поляках как католиках.
Таким образом, ответ на вопрос, поскольку нас освободила Россия и поскольку западные союзники, не может быть неясным. Русская часть в освобождении меньше, гораздо меньше западной. При этом я всегда помню, что Россия в начале войны, а потом в 1916 г. (Брусилов) и еще в 1917 г. помогла союзникам, а следовательно, и нам; но ведь то же самое сделали и сербы, и их заслуги перед славянством не становятся меньше от того, что у них как у малого народа была и меньшая армия. Я помню и то, что в России мы имели возможность создать большую армию и что эта армия была применена в России. Но все это не является заслугой русской политики. План центральных держав во время мировой войны заключается в том, что Австрия с небольшой помощью Германии должна была разбить Россию. Германия же сама хотела уничтожить Францию; благодаря этому наши чешские и словацкие солдаты попали на русский фронт и благодаря этому же было возможно дальнейшее развитие; заслуга России при этом не была активна. Россия не могла нас освободить, как не освободила сербов и остальные балканские народы, чьим покровителем торжественно объявила себя в начале войны. Сербия, как и мы, верила обещаниям царя, но и сербы и югославяне были принуждены связать свою судьбу более тесно с западными союзниками. Россия, царская и официальная Россия, была не славянской, а византийской. Наше русофильство относилось прежде всего к русскому народу – это русофильство не было ослаблено войной; наоборот, оно усилилось.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
«…Желание рассказать о моих предках, о земляках, даже не желание, а надобность написать книгу воспоминаний возникло у меня давно. Однако принять решение и начать творческие действия, всегда оттягивала, сформированная годами черта характера подходить к любому делу с большой ответственностью…».
В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.
К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.
Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.