Мировая революция. Воспоминания - [114]

Интересной фигурой в тогдашней политике был Вертело; не только как политический деятель – он стал правой рукой Клемансо, – но и как политический наблюдатель мирового политического развития. Мы разобрали все важнейшие вопросы, касающиеся послевоенной перестройки Европы и Ближнего Востока. Важно было то, что он последовательно стоял за исключение Турции из Европы, как это было в первоначальном плане всех союзников.

Я возобновил сношения с журналистами и публицистами (Говен и др.) и, конечно, с академическими кругами, прежде всего с проф. Дени.

В Париже как раз был полковник Гауз, с которым я мог продолжать наши разговоры о войне и будущем мире; он уже знал д-ра Бенеша, приглашенного на конференцию о перемирии, на которой Гауз защищал взгляды Вильсона о ненужности дальнейшей войны. Вспоминаю также покойного американского посла В.Г. Шарпа.

В английском посольстве я встретился с английскими знакомыми и друзьями; с лордом Дерби я познакомился лишь теперь. В Париж приехали также Стид и Сетон-Ватсон.

Как всегда, мы очень легко договорились с посланником Весничем; с доктором Трумбичем мы обстоятельно обсудили предстоящее сотрудничество с югославянами.

Тогда же в Париже мы более подробно сговорились о форме так называемой Малой Антанты; сначала я вел переговоры с Таке 1онеску, а он уже потом привел Венивелбса. Судя по тогдашнему положению, мы представляли себе дело в виде тесной связи с югославянами, поляками, румынами, а также с греками, у которых после Балканской войны был дружественный договор с сербами. Мы ясно сознавали, однако, затруднения, которые нас ожидали, особенно же некоторые территориальные вопросы, которые касались, в частности, югославян и румын. Мы решили, что для дальнейшей совместной работы мы подготовим себе почву уже на мирных конференциях. Идея Малой Антанты была, как говорится, в воздухе. Совместная работа с румынами и поляками в России, близкие сношения с югославянами во всех государствах в течение всей войны и общая деятельность, как, например, конгресс порабощенных народов и организация Среднеевропейской демократической унии в Америке, – все это было предварительными попытками совместной работы. Я уже говорил о том, как Роман Дмовский помышлял о чешско-польской федерации. Основываясь на этих опытах, я формулировал в своей «Новой Европе» предположение, что около Большой Антанты могут быть организованы меньшие союзы, особенно же союзы малых государств Средней Европы.

Тем, что я на последнем месте вспоминаю о своих посещениях госпожи Жувенель, я вовсе не хочу сказать, что салон этого нашего друга не был политическим; наоборот, именно там, будучи введен туда покойным Штефаником, я познакомился со многими выдающимися и влиятельными политическими, дипломатическими и военными особами. На этот раз именно в кругу г-жи Жувенель я мог искренно поблагодарить Бриана, который первый из союзнических государственных деятелей принял нашу политическую программу.

И опять именно Франция была первой пославшей к нам своего посланника; Клеман-Симон, назначенный посланником в Праге 12 декабря 1918 г., выехал со мной (14 декабря) в Прагу. С нами ехал также английский военный атташе, сэр Томас Канингем, назначенный и нам, и в Австрию.

Из Парижа я поехал дальше через Италию. 15 декабря я приехал в Модан; там меня ждал генерал, посланный итальянским королем и пригласивший меня к себе; сам король ожидал меня в Падуе на вокзале, и после смотра военного отряда я был его гостем до следующего дня. Третий раз в жизни я говорил с монархом; в первый раз это был Франц-Иосиф, который стоял на том, что он наивысший аристократ в Европе, а вследствие этого постоянно и во всем принимал позу монарха, тогда как итальянский король был чисто конституционен и никогда не позировал. Обсуждался, например, вопрос о том, должны ли быть во время обеда тосты; и королю и мне это казалось излишним, но в случае, если бы это было нужно, король бы дал предварительно текст тоста на просмотр правительству. Вот истинный урок конституционализма! Второй монарх, с которым я познакомился, был король Фердинанд румынский. Собственно, я был в обществе четырех монархов – в Лондоне я видел королевича Александра.

Я посетил наше войско у Падуи и произвел смотр в первый день пехоте, а на следующий кавалерии. В Падуе я также познакомился с семейством маркизов Бенцони, с которым Штефаник должен был вступить в родственную связь.

В Италии началось мое добровольное изгнание; в Италии была моя последняя заграничная остановка. 17 числа я выехал в три часа пополудни из Италии в сопровождении отряда итальянских легионеров; с ними ехал генерал Пиччоне.

Последние политические сведения, которые я получил, касались главным образом положения в Германии и восстания спартаковцев; президент Вильсон прибыл 13 декабря в Париж, приготовления к мирным переговорам продолжались.

На всякий случай я поручил д-ру Бенешу передать миротворцам мирную программу «Новой Европы»; статья была для них напечатана неофициально (на французском и английском языках). Публично нашу мирную программу распространял снова в «Times» Стид, условившись о том с Сетон-Ватсоном и другими нам близкими политиками.