Миротворец - [5]

И тут я услышала голос Фазиля:

— Ты куда?

— Я вернусь за Магой, — сказал Эдик.

— Ты сдурел? — удивился Анзор. — У нас времени нет!

— Руслан сказал, что видел его меньше часа назад. Он не мог отстать слишком сильно.

— Слушай, доктор, — Анзор подтащил к себе Эдика за грудки, — если он застрял там в снегу, значит, так рассудил Аллах, да будет благословенно Его имя.

— Я рассудил иначе, — Эдик высвободился из захвата и зашагал обратно по склону вниз.

Меня не было с ним на этом пути, но я уже прошла через белый кошмар Кашара и знала, каково ему возвращаться туда. Мои ноги болели так же, как и его. Мое лицо было обморожено, как и его. И я не нашла бы в себе сил вернуться за таким человеком, как Мага, а он нашел. И когда меня спрашивают, как так вышло, что Фазиль Хуссейнов слушался маленького тощего русского, как своего отца, — я отвечаю: вышло так потому, что Эдька мог вернуться в снега даже за таким барахлом, как Магомед Хурсалиев.

Все, на что спромоглась я, — это ждать их на перевале, не спускаясь вниз, за линию снегов, куда мое сердце стремилось вприпрыжку. Мне оставили керосинку с топливом, медикаменты и несколько одеял. Давид и Фархад остались ждать со мной.

Мы топили снег, чтобы встретить Эдика (и, если Эдику сильно повезет, Магу) горячим питьем. И чтобы согреваться изнутри самим. Топлива было на два часа, если расходовать экономно. Через два часа пришлось бы уходить вниз.

Через час послышались шаги, но это был не Эдик. К нам возвращался кто-то из парней Фазиля, спустившихся раньше. Я не узнавала его в темноте и ветрозащитной маске, но когда он приблизился и снял балаклаву, я увидела, что это Алихан, троюродный брат Фазиля, миловидный чернявый мужик лет тридцати.

— Никого? — спросил он.

— Никого, — ответила я как в мультике про Золотую Антилопу, и нам обоим от этого стало смешно.

— Зачем вы, русские, пошли с нами? — спросил Алихан.

— Эдику не нравится, когда стреляют в мужчин, но калечат девочек. Мне тоже, — я не стала объяснять Алихану, что я не русская, а украинка.

— Ты думаешь, от того, что вы пойдете с нами, будут меньше калечить девочек?

Я не знала, что ответить. По правде говоря, я не думала, что, если война продолжится, то девочек искалечат меньше. Возможно, для женщин и других некомбатантов Дарго лучше бы граната попала тогда в джип Фазиля, а не в армянскую «шестерку». Но не могла же я сказать Алихану, что мой друг Эдик, голубой, как юбка Сейлор Мун, влюблен в Фазиля, а я влюблена в голубого Эдика.

Он бы, мягко говоря, не понял.

— Ты сильно его любишь? — спросил Алихан.

— С чего ты взял, что я его люблю?

— Ай, что за вопрос? Зачем женщина идет на чужую войну, если не за мужчиной? Зачем она идет в снега?

Давид почему-то фыркнул.

— Сиди тихо, ты, мальчишка, — нахмурился Алихан. — Что ты об этом знаешь?

— Ничего, — шепотом ответил Давид и протянул Алихану крышку термоса, наполненную горячим чаем.

— Я его люблю, Алихан, — сказала я. — Но, пожалуй, не так, как ты думаешь. Он мой друг.

— Что значит друг? — удивился Алихан. — Ты что, лесбиянка?

— Нет. А друг значит друг. Ты пошел в горы за Фазилем, потому что ты его друг. Я пошла в горы за Эдиком, потому что он мой друг. Что не так?

— Я мужчина.

— Алихан, люди дружат не яйцами.

Алихан засмеялся, отпил чаю. То, что намерзло на его усах, оттаяло от горячего пара.

— Ты любишь его, — сказал он. — Но не хочешь говорить, потому что он тебя не любит, да?

— Да, если тебе так проще.

Алихан удовлетворенно кивнул. Справившись с когнитивным диссонансом, он вернулся к чаю.

— Ты веришь, что мы сможем взять Архун?

— Фазиль верит, а он понимает в военном деле больше моего.

— Фазиль понимает, я понимаю. Я не понимаю, откуда Эдик понимает. Он кто, врач?

— А Фазиль вроде нефтехимик?

Алихан несколько смутился. Если бы Эдик был таким доктором, какой Фазиль нефтехимик, на кладбище в Хадиджане было бы существенно больше могил. Фазиль стал нефтехимиком только потому, что в тот момент, когда ему понадобился диплом, кто-то как раз продавал диплом нефтехимика. С тем же успехом Фазиль мог бы стать геологом или палеографом. Надо отдать должное его скромности — он не попытался сделаться юристом или экономистом. Видимо, ему не хотелось уподобляться тем господам, что заседали в парламенте Северной Аварии — Дарго. Он взял диплом по той специальности, в которой хоть что-то понимал.

— Бывает и просто талант, — примирительно сказала я.

Алихану не понравилась такая трактовка. Он считал, что просто талант может быть у Фазиля, у него самого, у Анзора, у любого из местных мужиков, которые автоматом и карандашом начинают пользоваться в одном возрасте. Что талант к войне может быть у щуплого рыжеватого русского врача — с этим он никак не мог смириться.

— Ты мне скажи, как можно воевать Гуглем?

— Кто владеет информацией, тот владеет миром, — усмехнулась я.

— Откуда он знает, что турки в Интернете правду написали?

— А откуда ты знаешь, что на карте правда нарисована? Они обязаны там писать все как есть. Такие международные соглашения.

Алихан покачал головой. Он явно считал эти соглашения вредными.

— Когда у нас будет Республика Дарго, — сказал он, — мы не будем подписывать такие глупые соглашения.