Мирные годы - [13]
— Нет, Макс, Фестский диск мы всё ещё не расшифровали, — отшутилась Юлька, заметив таки мою ухмылку, — На севере Крита местные плохо понимают южный суржик и стилизацию шрифта, так что когда ты будешь в тех местах проездом в следующий раз — обязательно привези гортинку или фестийку из коренных этеокритянок и не брезгуй, если она не в твоём вкусе или староватой окажется, главное — чтоб староминойские иероглифы читать умела, — это она на Федру, наложницу Циклопа намекает, которая как раз с юга Крита и с немалой минойской примесью, но только ни разу не жрица древних культов, а вовсе из эллинизированных критян — ни языка минойского не знает, окромя нескольких слов, ни через быка прыгать не умеет — неправильная критянка, короче говоря.
— Хорошо, не забудь только напомнить в следующий раз, — хмыкнул я.
И снова ударил гонг, подавая сигнал о начале следующего урока. Юльке вести историю у четвероклашек, среди которых и ейная Ирка, и фабрициевский Спурий, и мой Икер, и траевская Турия, и Сур, сын Укруфа — ага, как раз с этого потока пошло заметное присутствие и детей наших вольноотпущенников. Но напрягают Юльку не они, смешно было бы после натуральных рабов в старшем классе, а другие малолетние рабы — юные дарования, подысканные Аглеей, особенно шмакодявки. Я ведь рассказывал уже, как она шипела при их первом появлении, увидев в них конкуренток для своей Ирки? Сейчас уже, вроде, спокойнее и ровнее на них реагирует, но один хрен не в восторге, мягко говоря.
— Юля, с «ведьмами» полегче, ладно? — напоминаю ей на всякий пожарный, — Не виноватые они, это всё мы с Аглеей, так что на нас и рычи, если невтерпёж.
— Да понимаю я всё, Макс! Просто обидно! Они же МОЮ затмевают! Ладно бы ещё Турия, она хоть траевская, аристократка, и если ТВОЙ её предпочтёт, так с этим мне легче смириться будет. Но эти-то — рабыни! Каково моей Ире проиграть ИМ, если ТВОЙ вдруг предпочтёт какую-то из них!
— Понимаю, но пойми и ты — после детей будут ещё внуки и правнуки. Не в этом поколении, так в следующем, не в следующем, так в очередном. Чем больше будет вокруг наших ТАКИХ, тем скорее…
У меня — наши первопроходцы-шестиклашки, этология человека. Пока-что ещё не в дебри, учитывая их возраст, а самые основы — азами их не называю лишь потому, что были уже азы в младших классах — ещё отрывочные, несистемные, на чистых примерах при случае и на экскурсиях в наш оссонобский зверинец. Теперь пришло наконец время и кое-какой систематизации. Я как раз довёл до ума адаптированную к античности версию «Непослушного дитяти» Дольника в качестве школьного учебника, да и по их возрасту — как раз пора. Как и на биоэнергетике, я начинаю с краткого обзора пройденного — с самых вводных и общих параллелей якобы разумного человеческого поведения с инстинктивным в животном мире — труд, иногда даже не такой уж простенький, использование подручных предметов в качестве орудий труда. Дольник не просто так приводил в качестве примеров этого прежде всего птиц — ага, именно птиц с их птичьими мозгами, и в этом я полностью согласен с мэтром. Сейчас-то, при повторе, уже не смеются, но когда только проходили, то хохотали до упаду. Аналогичным манером прохожусь и по хозяйственной деятельности в виде производящего хозяйства — ага, в виде «выпаса и доения» тлей муравьями. Затем я напоминаю детворе об экскурсии на пасеку и сравниваю уровень развития тех муравьёв с пчёлами, а по аналогии с ними — и с общественными осами, от которых веду параллель с осами одиночными, решающими тот же круг задач индивидуально и уже в силу этого едва ли уступающим в уме своей общественным родне. Насекомые — они насекомые и есть.
Напомнил я и о территориальном инстинкте животных, в том числе и стадных, тут же проведя параллель с человеческим «чувством родины», коснулся затем ландшафта, наиболее для человека симпатичного — слабохолмистой равнины, совсем уж густым лесом не заросшей, но и полностью его не лишённой, и лучше всего — недалеко от водоёма, тут же сравнив его с африканской саванной — не засушливой полупустынной, а полноценной, с редколесьями и с галерейными лесами по берегам рек и озёр. А уж от ландшафта я затем плавно перешёл и к разбору наших обезьяньих предков, начав с весьма далёких, мелких и ещё ни разу не человекообразных. Страх высоты и одновременно страх перед большой хищной птицей — это ведь как раз оттуда, от этапа древесного образа жизни небольших обезьян, для которых и коршун-то, не говоря уже об орле — страшное чудовище. И сразу же — молодцы, не спали и на уроках у Серёги — задали вопрос и о больших нелетающих хищных птичках. Ну, первым-то Волний руку поднял, но я дал ему отмашку — типа, знаю, что ты знаешь, дай и другим сообразительность проявить, так что озвучил вопрос «кстати о птичках» Миликон-мелкий. В смысле, только ли орлов наши предки боялись или и тех бегающих птичек тоже. А ведь вопрос-то, хоть и не совсем по теме, но хороший вопрос, и я ж разве против? Ради вменяемого ответа на него пришлось копнуть ещё глубже, чем я исходно планировал — аж в мезозой к динозаврам. Ведь если в то время не было ещё ни обезьян, ни даже, скорее всего, лемуров — это ж не значит, что не было и их древесных предков попримитивнее. Наше цветное зрение что означает? Правильно, что наши предки приматы — в отличие от прочих млекопитающих с их чёрно-белым зрением — сохранили и при динозаврах свой дневной образ жизни, что было возможно только на деревьях. Всем прочим пришлось ныкаться в норах, а шустрить и промышлять пропитание ночью, когда динозаврам с их дневным зрением темно как у негра в жопе. И так — десятки миллионов лет, даже если одних только плацентарных считать, вынеся за скобки их яйцекладущих предков. Нагребнулся камешек, а вполне возможно, что и не один, сорвались с нарезов и попёрли в дурь Деканские траппы, окочурилась с голодухи ВСЯ мегафауна, а не только динозавровая. Тем же млекопитающим тоже тогда мало не показалось. Тот дидельфодон сумчатый с барсука размером, что показан в серии про тираннозавра рэкса БиБиСи-шных «Прогулок», тоже той голодухи не пережил — сперва-то попировал вволю на трупах той мегафауны, уже не боясь ответки, но как кончились те трупы — кончился и он. Короче, остались одни только мелкопитающие, а крупнопитающие если и пережили динозавров, то ненадолго. Наш тогдашний предок пюргаторий с белку был величиной, и крупнее его среди тех пушистиков никого не уцелело. Вот птичкам — тем чуть больше повезло. Они летать могли, а значит, и кормиться с гораздо большей территории, чем вся нелетающая живность. В их числе были и куриные, и среди уцелевших чемпионом оказался тот из них, что был примерно с современного кура величиной. Пока жрать было нехрен, он таким и оставался, а как улучшилась кормовая база, так и он пошёл в рост, вымахав уже в эоцене в двухметрового гасторниса или диатриму. Но пока вымахивал — летать разучился, так что терроризировал этот кур-переросток только наземных зверьков, а древесные, включая и наших предков поплёвывали, а то и ссали на него с высоты, а страшились они до усрачки только летающих пернатых хищников. Соколообразных-то ещё не было, но свято место пусто не бывает — их будущую экологическую нишу занимали фороракиды, в собственный гигантизм ещё не попёршие. Так что хороший вопрос с тем куром-переростком, но не он был главным террористом для наших тогдашних предков.
