Мираж огня - [16]

Вспышка… Я падаю в грязь… «Поднимайся, щенок! — кричит мне учитель по военному делу. — Не можешь удержать равновесие, не бери меч!», а я встаю отплевываясь грязью и глядя с ненавистью на суровый и грязный мир. Я знаю для чего я учусь. Я знаю… Я ее найду. Снова удар, из носа хлещет кровь, меч выпал из рук, а мне на спину учитель ставит тяжелую ногу в грязном сапоге: «Щенок! Рано взялся за меч! — сплевывает он, а я пытаюсь подняться, чтобы снова заскользить и упасть в грязь. — Станешь сильнее — приходи снова!» Учитель убирает ногу и уходит. Попытка подняться провалилась. Встать с колен не получается, и я просто поднимаю голову в небо. Мой крик они должны услышать! Должны! Кричу, что есть сил и снова поднимаю меч…

Вспышка… Я вхожу в дом, где трясясь от страха стоит на коленях, закованная в колодках та самая женщина, что обещала извести меня! Я нашел ее! «Ведьма, за свои прегрешения ты приговариваешься к сожжению на костре. Прилюдно! — без сожаления произношу я, и ухмыляюсь, победоносно глядя на ее красивое лицо, которое не изменилось с той поры. Я отомстил. — Но перед этим ты ответишь за все свои грехи передо мной и перед господом». «Антоний, — чуть ли не сплевывает мое имя ведьма, а я чувствовал, как в душе закипает ненависть. — Выжил все-таки! Нужно было тебя найти! Найти и извести, как всю твою семейку! Как отца твоего мерзкого!» — шипела ведьма, стараясь не шевелиться, а я с наслаждением видел, как каждое движение ей причиняло сильную боль. Мое изобретение. «Где был твой бог? Где? Когда я поверила твоему отцу, а он обрюхатил меня, обещая жениться!» — истошно орала ведьма, глядя на меня исподлобья.

Я отошел подальше, чтобы кровь нечестивой не запачкала рясу.

— Где он был? Когда я лежала с окровавленными ляжками, рожая твою сестру? Где он был? Твой мерзкий и жестокий бог? — ведьма дернулась на меня, а потом упала без чувств, от боли шипов. Я не верил ни единому слову, глядя на растрепанные волосы и обезумевшее, перекошенное лицо. Я отомстил. Я открыл медальон, который носил столько лет, рядом с крестом. Внутри был портрет моей семьи. Все что осталось. Он не давал забыть, а память беспощадно стирала лица. Я смог. И помогу другим. Перед глазами замелькали суды над ведьмами и священные костры. Я вспомнил кто я. Я — Антоний. Дитя инквизиции. А потом снова грязь, боль от камней и красивое лицо… Что со мной произошло?

— Тусь! Э, живой? — трепал меня за плечо ангел, а я смотрел невидящим взглядом в небо. Рука сама собой искала медальон. Он со мной. — Антоний, мать твою святую!

Мир резко качнулся, а меня поставили на ноги. Я смог сфокусировать зрение. Лицо ангела было мне смутно знакомым, но я не мог вспомнить, где его видел до этого. Странно…

— Ну, че? Вспомнил? — меня больно хлопнули по плечу и страшно улыбнулись, — Ну теперь то все с тобой нормально будет! Я спокоен!

Я молчал, голова еще гудела, а я натужно пытался вспомнить, где видел его раньше.

— Видали, как надо? Неучи! — проорал он в небо, а я почему-то тоже посмотрел наверх, — Все за вас, святоши, делать надо!

— Вспомнил, — запоздало ответил я, потирая виски, в голове по прежнему шумело, — Мне кажется, что я тебя раньше видел, но не могу вспомнить где именно…

— Видел, — согласился ангел, смотря на меня странным взглядом, — А, ладно, пойдет! Антох, ты это, потише себя веди. И бабу не обижай! Во! Все-таки жизнь тебе спасла! Ласковее надо с ними! А то че ты, как… Как…

— Идиот? — подсказал я ангелу, поднимая бровь и скрещивая руки на груди, — Да?

— Угу, — согласился до боли знакомый мне ангел, а потом расправил крылья, собираясь взлететь.

— Как тебя зовут? — вдруг зачем-то спросил я, откуда-то уже зная, что ответ мне не понравится.

— Бельфегор, — уже прорычал «ангел», а на его голове проступили красно-черные рога. Он не стал дожидаться пока у меня пройдет шок и взмыл вверх.

Глава пятая

Я брел по тропинке, совершенно не заботясь о направлении. Ноги сами несли меня куда-то, а я по крупицам восстанавливал события последних дней. Между тем, что я понял, и тем, что произошло пару дней назад, был огромный провал. Я как ни старался не смог вспомнить, что было в том провале. Абсурд, я — лучший инквизитор в стране, а меня спасает ведьма, надеясь… На что? На милость? Если она невиновна, то ее и не тронут. На расположение, если есть вина за ней? Тогда и пощады не будет… Но я обязан ей своей жизнью, и в неоплатном долгу. Мою жизнь разрушила одна ведьма, и спасла другая.

— Антоний, Антоний, — вздохнул я, прислонившись к прохладному дереву и стекая вниз по стволу. Взгляд упал на мои ноги, а я нервно рассмеялся, — Ни сапог, ни рясы. Какая-то ночнушка. Даешь инквизицию! Интересно, сколько я так бегаю? Нет, мне не холодно, однако…

Мысль о том, что в этом виде я завалился в спящую деревню отмаливать их грехи, привела меня в состояние глубокой задумчивости. Я не знаю, что подумали жители, но отчетливо чувствовал, как я был им дорог.

Я не узнавал местности, в которую меня занесло, да и как это произошло не помнил. Деревенские говорили, что здесь рядом есть инквизиция. Попробовать узнать у них? Я вспомнил испуг в глазах девушки, что приходила к ведьме, когда я упомянул инквизицию. Почему она так испугалась? Она — тоже ведьма? Тогда зачем она приходила за помощью к Софе? Софа… Что же с тобой делать… У тебя ведь сердце доброе. Обогрела, накормила, выходила… Разве бывают ведьмы с добрыми сердцами? Я что-то усиленно пытался вспомнить, но пока что результат был неутешителен. Каждый, кто обладает силой всегда стремиться использовать ее во зло, считая, что ничего ему за это не будет. Страх помешает людям учинить расправу. И именно этот страх поощряет новые злодеяния. В ушах звенел чей-то мерзкий, противный, женский смех: «Я всех вас уничтожу! Инквизиторы проклятые!»