Мир выживших - [21]

— Есть нечто большее, отец, — сказала Гильда, — Это знание, что ты рядом с людьми, которые о тебе заботятся.

— Думаю, он знает, что мы заботимся — или заботились — о нем, — подтвердил Тайсон. — Ты могла забыть то, что я говорил о гончей. Это прозвучало не так, как мне хотелось. Я просто думал о том, насколько он, казалось, был благодарен — тебе и твоему отцу. Но если человек становится одержим убийством, немного сложнее о нем заботиться.

— Поэтому я не хочу, чтобы Дэн судил его слишком строго, — сказал Фаран. — Чем быстрее он узнает правду, тем лучше. Хорошо — посмотрим, что ты можешь сделать. Поговори с ним, если хочешь. Скажи ему, что я скоро приду. Если не удастся тебе, я почти уверен, что он послушает меня. Если мы хоть немного сможем унять его ярость, это поможет.

Тайсон положил руки на талию Гильды, притянул ее ближе и легко поцеловал в щеку, прежде чем повернулся и направился обратно к волнолому; сначала он пересек линию прибоя, как будто рокот волн стал ему настолько хорошо знаком, что каким-то образом успокаивал, и он не хотел расставаться с этим дивным звуком.

В любое другое время легкость объятий позабавила бы Блэкмора, так как они сильно отличались от тех, которыми молодые люди обменялись несколькими минутами ранее, и Тайсон должен был знать, что Дэн не мог их не видеть. Но его мысли были слишком мрачными, чтобы оставалось место для развлечения — и, кроме того, это была не слишком удивительная вещь. Не важно, какого уровня близости достигли их отношения; есть мужчины, которые становятся сдержанными в присутствии отца и даже, иногда, в присутствии человека более старшего возраста. Он надеялся, что Тайсон и Тильда не думали так о нем, но десять лет, в конце концов, это большая разница.

Блэкмор был почти уверен, что Фарана обрадовали эти быстрые объятия, так как Дэн внимательно следил за ученым в те двадцать или тридцать секунд, пока Тильда и Тайсон оставались очарованными, а рокот прибоя сливался со стуком сердец.

Мгновение Фаран молчал, его взгляд был прикован к высокому, гармонично сложенному мужчине, который, казалось, обладал странным свойством — Блэкмор заметил это и раньше — он выглядел на значительном расстоянии таким же высоким, как и вблизи. Затем Фаран повернулся и указал на дамбу.

— Я бы начал с точного рассказа о том, чего ты достиг, вырастив эту пшеницу, — сказал он. — Затем я подумал, что будет мудрее сначала рассказать тебе о темной стороне… что ж, думаю, я смогу тебя убедить: иногда что-то, что сначала кажется темным, может измениться и стать сияющей надеждой.

— Наверное, ты имеешь в виду, что… по-твоему, мне понадобятся бинты, чтобы перевязать рану. Если Маладор ненавидит меня так, как кажется…

Фаран улыбнулся.

— Полагаю, рана уже нанесена — просто самим знанием, что тебя ненавидит кто-то, кого ты никогда не видел, кто-то, кому ты ничего не сделал, кого ты, в меру своих знаний, спровоцировал. Тот факт, что он прибыл из далекого времени, не делает рану менее болезненной.

— Но это вызывает ощущение несправедливости, — сказал Блэкмор. — Не важно, что он за человек. Когда кто-то нерационально тебя ненавидит, это — как удар ниже пояса. Ты спрашиваешь себя, почему, но ответа нет.

— Боюсь, ответ есть, — вздохнул Фаран. — Что касается ранения — потока крови не будет. Время, из которого мы только что вернулись, не может нанести тебе прямой физический удар, когда Маладор там, где он сейчас. И я не думаю, что ты захочешь попасть в то время, когда услышишь, о чем я собираюсь тебе рассказать.

Будущее, да — но не то. Вот почему тебе важно узнать, что мы о нем выяснили. Начало двадцать второго века указывает, как, возможно, ни одно другое время, во что превратится жизнь на земле через тысячу лет.

Если бы мы отправились в будущее на тысячу лет и не обнаружили и следа твоей пшеницы — у нас был бы повод почувствовать, что битва проиграна. Но мы нашли не просто следы. Не сегодняшнее поле, конечно, но урожай в пятьдесят тысяч раз обильнее.

Но не только это поле тысячи раз повторялось по всей Земле. Яблочные сады, акры сливовых, вишневых и грушевых деревьев, банановые и дынные плантации и поля золотой кукурузы — все использовали почвенно-восстановительные технологии, которые ты изобрел.

Блэкмор был практически уверен: судя по тому, как пристально смотрел на него Фаран, на его лице, вопреки волевому усилию, отразилась странная смесь удивления и неверия. Он с трудом сохранял твердость в голосе.

— Я думал, это едва ли возможно через тысячу лет, — сказал он. — И когда я подсчитал, чего это будет стоить…

— Цена почти разорит все народы Земли, — сказал Фаран. — Видишь ли, в начале двадцать второго века нации все еще разделены. Но они объединены в свободную конфедерацию. Конфедерация такого рода позволяет тирании на уровне принятия решений процветать сильнее, чем позволило бы Мировое Государство, где тирания была бы намного строже ограничена. К сожалению, это произойдет, хотя, с другой стороны, получится не такая уж плохая правительственная система. По крайней мере, она устраняет войну.

Фаран на секунду остановился, чтобы посмотреть на море, как будто серая необъятность Атлантики символизировала для него высоту, глубину и ширину правительственных систем, которые создавались и уничтожались с самого Начала Времен.