Мир тесен - [96]
Моррис и Сай перешли по мосту через Лиммат. Бар, который днем обнаружил Сай, расположился в самой гуще злачного квартала. Официально зарегистрированные проститутки с присущим швейцарцам порядком строго по одной стояли на углах кварталов. Наряды их живописны — на все вкусы взыскательной публики. Вот, например, классическая шлюха в короткой красной юбке, черных чулках в сеточку и на шпильках; вот пышущая здоровьем тирольская пастушка в широкой юбке в сборку и жилетке с вышивкой, чуть подальше — эффектная манекенщица в кожаном парашютном костюме в обтяжку. Издалека видно, что они отмыты до хруста — как туалеты в пабе «Джеймс Джойс». Сай Готблатт, чья жена Белла гостит у матери в штате Мэн, с нескрываемым интересом разглядывает швейцарских продажных женщин.
— Интересно, какие у них цены? — тихонько спрашивает он Морриса.
— Ты с ума сошел? На конференциях трахаются бесплатно.
Моррис знает что говорит. Впрочем, если подумать, что тут удивительного: мужчины и женщины, у которых много общих интересов — гораздо больше, чем они разделяют с супругами, — вдруг оказываются вместе в необычной обстановке и далеко от дома. На неделю-другую они сбрасывают с себя груз домашних забот и предаются непривычному для них сибаритству: бросают на пол полотенца в ванной, чтобы их убрала горничная, обедают в ресторанах, летними вечерами сидят с рюмочкой в кафе под открытым небом, вдыхая ароматы кофе, дорогих сигар, коньяка и бугенвиллей. Они едва держатся на ногах от усталости и от избытка впечатлений, они слегка навеселе, им не хочется расходиться и проводить ночь в одиночку. Истратив чуть не всю свою жизнь на умственный труд и ради него подавляя зов плоти или направляя его в полезное русло, они попадают в тот рай, который живописал поэт Уильям Йейтс:
Душа услаждается в конференц-залах и аудиториях, а тело в ресторанах и ночных клубах. При этом душа с телом остаются в ладу. Вы можете говорить о науке — фонетике, деконструкции, пасторальных элегиях, ломаных метафорах — и одновременно обедать, выпивать, танцевать или плавать в бассейне. Сделав для себя столь неожиданное открытие, университетские преподаватели пускаются во все тяжкие и творят такое, что немало удивило бы их супругов или сотоварищей по работе: ночь напролет скачут на дискотеках, в винных погребках горланят до хрипоты песни, с цветами в зубах танцуют в кафе на столиках, в полночь нагишом купаются в море, разгуливают по ярмаркам, катаются на американских горках, визжа и вцепляясь друг в друга на особо крутых подъемах и спусках: И-И-И-И-И-И-И-И-И-И! Что же тут странного, если в конце концов они ложатся вместе в постель? Им хочется вернуть утраченную молодость, убедить себя, что они отнюдь не ученье сухари, а полные жизни, нормальные люди из плоти и крови, которую способно взволновать любовное прикосновение. Вернувшись домой и отвечая на расспросы друзей и домашних, они говорят, что конференция была интересной — не столько благодаря докладам (которые, вообще говоря, порядочная скучища), сколько неофициальным знакомствам, которые обычно заводят в подобных случаях.
Разумеется, в академических романах порой случаются неувязки. Например, вас может привлечь коллега, чьи научные труды вы ни в грош не ставите. На венской конференции по нарративу, через несколько недель после симпозиума по Джеймсу Джойсу в Цюрихе, как-то вечером в винном погребке на Михаэлерплац встретились Сай Готблатт и Фульвия Моргана. Несколько раз обменявшись с Фульвией взглядами, Сай, улучив момент, подсаживается к ней за деревянный обшарпанный стол и представляется. Из-за шума в баре он не расслышал ее фамилии, да это и неважно. Взаимные симпатии быстро крепнут. Фульвия живет в гостинице «Бристоль», а Сай в «Императрице Елизавете». «Бристоль» имеет больше звездочек, там они и проводят ночь. И только утром, не без труда удовлетворив эротические запросы Фульвии (он с тоской подумал о проститутках Цюриха, в постели с которыми вы сами заказываете музыку), Сай наконец узнает фамилию Фульвии и понимает, что перед ним — тот самый ярый приверженец постструктурализма марксистского толка, чью статью о романах в духе потока сознания (Фульвия считает, что буржуазия подавляет рабочий класс, навязывая ему малопонятную литературу) он нещадно раскритиковал в готовящемся к выходу номере журнала «Роман». Все последующие дни конференции Сай послушно ходит по пятам за Фульвией, прячась в кафе при виде знакомых, и важно поддакивает итальянке всякий раз, когда она с набитым пирожными ртом начинает проповедовать необходимости революции.
На конференции по рецептивной эстетике в Гейдельберге Дезире Цапп и Рональд Фробишер просто вынуждены упасть друг другу в объятьях этому их подтолкнул сам ход развития событий. Они здесь единственные писатели и нередко оказываются в одиночестве, — отчасти по собственному желанию, отчасти потому, что их пугает научный жаргон хозяев конференции (сами-то писатели думают, что всякие теории — это вздор, хотя не вполне в этом уверены, поскольку не всё понимают, но сказать об этом открыто тем, кто оплачивает их расходы, не могут, поэтому отводят душу наедине), и отчасти еще потому, что ученые, разочарованные малым вкладом писателей в конференцию, все чаще предоставляют их самим себе. Пригласивший их Зигфрид фон Турпиц, который мог бы позаботиться о досуге своих гостей, решил, что конференция не удалась, и через пару дней у него появились неотложные дела в другом городе. Дезире и Рональд проводят время вместе, гуляют и разговаривают — гуляют по «Тропе философов» над рекой Некаром или бродят по паркам и развалинам старинных замков, а разговаривают о том, что обычно занимает писателей: о гонорарах, издателях, литературных агентах, книжных продажах, авторских правах и творческом застое. Нельзя сказать, чтобы их связала сильная взаимная симпатия, но между ними нет и антипатии, к тому же никто не хочет показать, что страшится амурных приключений. Накануне конференции они познакомились с сочинениями друг друга, и обоих впечатлило живое и яркое описание любовных сцен, а также общее убеждение в том, что любая случайная встреча мужчины и женщины, которые не противны друг другу, рано или поздно кончится постелью. Одним словом, каждый приписал другому известную, хотя и чрезмерно преувеличенную, долю сластолюбия и любовного опыта, и это взаимное заблуждение еще больше сблизило их; наконец, одним прекрасным вечером, когда, хмельные после сытного обеда в винном погребке «Замок Гейдельберг», они нетвердой походкой спускались по мощеной дороге к причудливым строениям старого города, Рональд Фробишер, остановившись в тени крепостной стены, вдруг заключил Дезире в объятья и расцеловал.
