Мир, который рядом - [35]

  СДП – Секция дисциплины и порядка;

  СПБ – Секция противопожарной безопасности;

  СД – Секция досуга;

  СПП – Секция психологической помощи;

  СПЗ – Секция профилактики заболеваний;

  СОК – Секция общественных корреспондентов;

  СФСР – Секция физкультурно-спортивной работы;

  СП – Секция производства;

  ССЗ – Секция социальной защиты;

  СОПО – Секция общественно-профессионального образования;

  ШРМ – Школа рабочей молодежи.

  Члены СДП (козлы) занимались тем, что бегали, как ошпаренные по зоне, и искали нарушения осужденных. Найдя за кем-нибудь из зеков косяк, они писали докладную записку о нарушении режима содержания. Так же по периметру колонии стояли посты СДП, контролирующие пропускной режим, т.к. без пропуска по зоне пройти было не возможно.

  Члены СПБ ходили по баракам и проверяли проводку, розетки и т.д. Если они ловили зека, варящего чифир, тоже писали докладную о нарушении правил пожарной безопасности.

  СД занималось организацией культурных мероприятий в бараке, оформлением стенной печати и совместно с СФСР спортивными соревнованиями.

  СПП практически не существовало, но если кто-то из зеков открывал свою душу отрядному психологу, то об этом знал мусор-психолог, который обо всем докладывал хозяину.

  Члены СПЗ контролировали уборку, отвечали за сохранность продуктов в пищкомнате, проводили осмотры внешнего вида.

  СОК занималось тем, что писала статьи в местную Саратовскую газету «РеЗОНАнс», которая выходила под контролем УИН МИНЮСТа по Саратовской области.[26]

  Члены СП боролись за выполнение плана на промышленной зоне.

  ССЗ чем-то напоминала сбор воровского общака в принудительном порядке. У зеков собирали новые вещи, канцелярские принадлежности и мыльно-рыльное хозяйство, якобы для вновь прибывших в лагерь. Но все, кто прибывал в лагерь, ничего подобного не видели.

  СОПО контролировала посещаемость и успеваемость учащихся в профессиональном  училище, а ШРМ отвечала за вечернюю школу.

  Каждый осужденный колонии должен был состоять в какой-либо из этих секций. В каждом бараке были председатели данных секций (активисты), которые контролировали работу в своей отрасли. Выше всех в этой структуре стояли председатели колонических секций. Например, у секции СДП был председатель СДП колонии, которому подчинялись председатели СДП отрядов, и который отчитывался о проделанной работе перед заместителем начальника колонии по безопасности и оперативной работе. И так по каждой секции: информация о зеках с самого низа поднималась на самый верх и ложилась на стол хозяину в виде отчетов. Мне, как работнику клуба, сообщили о том, что я состою в секции досуга.

  Самым главным зеком в бараке считался завхоз. После него шла должность председателя совета коллектива отряда (СКО). На третьем месте по важности был председатель СДП отряда. В принципе, СДП и занимался отрядом, водил строем, искал косяки за зеками, отводил провинившихся на профилактические беседы (пиздюлины) в режимный отдел. СДП были самой блядской мастью в колонии. Их никто не любил – их боялись и презирали. Любой из них мог посодействовать твоему водворению в изолятор. Жили они вольготно, курили «Parlament» и «Marlboro», купаясь в чужой крови. В книге читатель еще не раз встретится с козлами, но пока я хочу продолжить повествование первых месяцев пребывания в чудо-лагерьке.

  Не успел я толком обжиться в отряде, как  в один прекрасный день меня перевели в барак № 10. Этот барак назывался «чесоточным». Случилось это так.

  В воскресенье, после обеда мы сидели в комнате НЭВ и дружно, практически всем отрядом, смотрели какое-то кино. Наш просмотр был прерван командой завхоза: «Раздеваемся до трусов и выходим по одному на продол!». Мы по очереди с вещами в руках выходили из телевизорной комнаты, а нас осматривал председатель СПЗ колонии с какими то козлами. Если у кого-нибудь из зеков на теле находили прыщи или болячки, их записывали в «черный список». В этот список попал и я. Самое интересное то, что у меня не было никакой чесотки, просто я на нервной почве расчесал себе руки.

  Вечером меня с вещами закинули в барак, который насквозь пропах серной мазью. По сравнению с тринадцатым отрядом здесь было жутко. Форточки в этом санатории никогда не закрывались (на улице стоял январь), кругом сновали зеки-бомжи или зеки-бичи, не знаю, как их назвать, но это были отбросы общества, угодившие в колонию за мелкие кражи. Было видно, что эти персонажи не моются и не стирают свои вещи, т.к. от них шел тошнотворный запах. Все они чесались, а тела многих из них были покрыты болячками и коростами. Данный отряд жил по режиму исправительного. Целью данного заведения было научить зеков следить за собой и не косить от работы. Постанова была такова, что, побывав здесь один раз, возвращаться больше не хотелось. Распорядок дня на чесотке был следующий: с утра и до позднего вечера все «больные» привлекались на самые грязные работы в зоне, такие как уборка барака, благоустройство колонии. Постоянно надо было  что-нибудь копать, таскать, мыть, оттирать, шкурить, долбить и т. д. Вечером, в обязательном порядке следовало проглаживать свои вещи по швам. Эта процедура называлась проглажкой. Проводилась она с целью уничтожения вшей, чесоточного клеща и прочей заразы. В бараке стояло две гладильных доски, к которым выстраивались в очередь зеки. После этой процедуры начиналось, так называемое, лечение. Все должны были подходить к отрядному санитару за мазью. Мазь для всех была одна – серная. В данном отряде не существовало пищевой комнаты и не было личного времени. Чесоточный барак мало чем отличался от карантина, за исключением того, что зеки бригадиры здесь не пиздили осужденных, а водили их для этой надобности к мусорам.