Мир госпожи Малиновской - [3]

— Стефан, призываю тебя в свидетели! — обратился Малиновский к Боровичу. — Видишь, как давит иерархия!

— Если не хочешь проблем, — тут же отозвался Ягода, — не напоминай мне, что я твой начальник! Лучше не напоминай!

— А что, ты меня в угол поставишь?

— Нет, но хотелось бы, чтобы ты был более пунктуальным. И я больше не желаю выслушивать твои отговорки. Хорошо?

— Но, любезнейший Казик, — мягко начал Малиновский, — зачем гневаться? Я шутил. Ты и сам знаешь, что я шутил. Но если тебя это задело, приношу глубочайшие извинения.

Он взглянул на Боровича и подмигнул ему.

— Ни к чему извиняться, — недовольно скривился Ягода, — только дети извиняются. А если ты мужчина, то либо что-то делаешь и несешь за это ответственность, либо не делаешь совсем. По крайней мере, я так думаю.

Он встал, с грохотом отодвигая кресло, поправил одно из пресс-папье, что передвинулось к центру стола, прихватил кипу бумаг и вышел.

— Так он думает! — Малиновский заговорщически ухмыльнулся.

Борович не отводил глаз от плана и ничего не ответил, так что Малиновский кашлянул и добавил после паузы:

— Вот что значит сельское происхождение. Бескультурщина. Даже шуток не понимает… Все еще сидит в нем офицер. Офицеры любят приказывать. Но я не рекрут, который должен стоять по стойке «смирно» перед господином майором.

— А ты ему так и скажи, — бросил Борович.

— Что?

— Что слышал.

— Мне что, в глаза ему такое говорить?… Зачем же портить отношения? У меня нет желания дрессировать бескультурщину. Отец его работал литейщиком на заводе Шульца на Подгуже. Чего тут требовать?! Пфе!.. — Он пожал плечами и закурил. — Для сына литейщика сидеть в такой конторе и быть начальником — пик карьеры, — продолжил Малиновский. — Как он там говорит: «Напряженная работа на своем участке»… Ха-ха-ха… Не думаешь, что это звучит двусмысленно? Кстати сказать, знаешь уже анекдот о еврее, который хотел продлить срок кредита?…

— Не люблю анекдотов, — буркнул Борович.

— Какой-то ты смурной, а?… Возвращение из лона природы в городской шум. Да, понимаю.

Борович нахмурился.

— Прости, — он старался говорить спокойно, — у меня тут сложные расчеты.

Малиновский кивнул и замолчал. Тоже принялся за работу, но потом начал тихонько насвистывать. Время от времени поглядывая на него, Борович видел полные красные губы, высокий, хорошей лепки лоб и уже редеющие, но еще шелковистые и волнистые волосы. Чуть ли не впервые он смотрел на него внимательно. В красоте Малиновского, в красоте, несомненно, благородной, таилось все же что-то нагловатое, что-то тривиальное. Улавливалась в этих почти классических чертах некая ложь. Гладко выбритая кожа, ясный лоб и даже маленькие, тщательно подстриженные усики были как будто этаким поверхностным слоем. Сейчас Боровский не видел его глаз, но старался вспомнить их выражение. Они тоже были красивые: темно-ореховые, с необычным блеском, а ресницы черные как смола. Вот только выражение этих глаз оставалось неуловимым.

Внезапно он вспомнил разговор с госпожой Богной, еще зимой. Она тогда сказала:

— У него глаза необычайно хороши.

— Но без выражения, — заметил он равнодушно.

Тогда она засмеялась и обронила, словно нехотя:

— Это зависит от того, на кого он смотрит.

— Ну, на вас-то, естественно, он смотрит сладострастно и с восторгом.

Она ничего не сказала, но если бы Борович обратил тогда внимание на ее молчание… Когда же это было? В январе, да, кажется, в январе. Перед возвращением гендиректора. Он тогда относил в его кабинет заключение на подпись. Госпожа Богна в то время уже была увлечена Малиновским.

Как же это банально: секретарь гендиректора и референт Малиновский… Да… Хотят сообщить, что их бракосочетание состоится тогда-то и тогда-то… Брр… Что же выражает взгляд этого дурня, когда он смотрит на нее? Естественно, это глуповатое выражение, самое обычное. Желание ею обладать — и только. А для женщины, да, для женщины это будет мудрейшее выражение. Для всех них. Среди женщин нет личностей. Разница — лишь в характерных чертах психики, фундамент же остается неизменным: служить виду, плодиться, подбирать для этого самые подходящие экземпляры самцов. Госпожа Богна умна, сообразительна, чувственна. В этом ей нельзя отказать. Но все это становится несущественным, когда пробуждается простой инстинкт, примитивнейшая всесильная сила плазмы, содержащейся в…

— Как полагаешь, Стефчик, он обиделся?

Борович непонимающе посмотрел на Малиновского:

— Кто?

— Да Ягода! Он какой-то отрешенный. Не хотелось бы, чтобы он против меня настроился. Может серьезно навредить.

— Ну хватит уже! — возмутился Борович. — Как можно подозревать Ягоду в чем-то подобном? Я убежден, что ты и сам в это не веришь. В противном случае это было бы с твоей стороны отвратительно.

— Ну да, ну да, — быстро согласился Малиновский. — Я просто так сказал, да сейчас могу и не слишком-то беспокоиться о Ягоде. Старик очень мной доволен и, уверяю тебя, будет доволен и впредь. — Он рассмеялся и, отложив перо, спросил: — Ты ведь уже слышал?…

— Что? — равнодушно произнес Борович.

— Хм… Я никому об этом не говорил, но тебе могу — как другу. Я женюсь на Богне.