Мир - [40]

Когда Каролус ходил с ними, это было ещё ничего; однако Каролус частенько отлёживался дома. У него был талант прикидываться больным. Если же его уличали — его тотчас начинало рвать так, что текло через край. И когда Энок приходил и говорил, что Каролус «должен помолиться», тот выкручивался:

— Да, я помолюсь, и вы должны помолиться за меня, отец; ибо Господь, видимо, хочет наказать меня.

Гуннару же никак не удавалось сделаться больным. А если даже он заболевал — ему всё равно приходилось вставать; так отвратительно было, когда являлся отец, торчал над ним, разглядывал его и допытывался, какое злодеяние он совершил:

— Ибо Господь наказывает тебя не просто так, поверь, Гуннар!

…Случилась и другая удивительная вещь: детям вновь предстояло пойти в школу.

Лживое толкование Писания больше не преподавалось. К тому же не стоило выделяться на фоне остальных. В этом тоже скрывалась толика тщеславия, говорил Энок. Новый учитель был серьёзным и разумным человеком, и детям не в радость было торчать дома.

Анна была так рада, как будто ей причиталось золото.

Гуннар тоже радовался. Но ещё больше он обрадовался, услышав, что отец был выбран в состав школьной комиссии. Значит, Гуннар меньше будет под его присмотром.

…Пришла пора школьных занятий. Выяснилось, что Тёнес Туаланд был весьма способным учителем.

Он был очень молод и невысокого роста; долговязые нахалы из Стурбрекке и Хейаланда могли бы задать ему жару, если б захотели. Но всё шло настолько тихо и прекрасно, что просто загляденье. Вдобавок Тёнес не пользовался ни линейкой, ни розгами, и ничем другим, кроме своего голоса. Больше всего он придирался к Гуннару, который всегда становился просто неуправляемым, попадая в компанию сверстников.

Но Тёнес опробовал и другие нововведения в школе; одно из них очень не понравилось Анне.

Он разделил школу на «классы»; каждый класс должен успевать как по предметам, так и во всём прочем, и благодаря этому обучение сделалось гораздо более строгим. Если кто-то пропускал день занятий, его никто не подтягивал — он обязан был успевать за своим классом. Те ученики, которые должны были часто сидеть дома, имели, таким образом, мало проку от занятий в школе, зато вдоволь получали нареканий, и «замечания» в ведомостях и в тех «дневниках», которые они должны были иметь с собой; и всё это могло им зачесться при конфирмации. Анна говорила об этом с учителем; но он лишь заявил, что таков «закон». Сказал, что вышло новое постановление по части школ, и все обязаны ему следовать; и согласно этому постановлению, дети должны были посещать школу. А на родителей могли ещё и штраф наложить, в случае если они оставляли детей дома, кроме как по болезни. Анна считала, что это невозможно. Разве нам не следует заботиться о своих детях именно сейчас?

Если б даже Анне нравилось каждый день отправлять их из дому в любую погоду, чтоб они целый день просиживали в школе с промокшими ногами и дрожащими от холода коленками, — они бы тотчас сделались хилыми и болезненными. Особенно бедняжка Серина, она совсем слабенькая. Они не могут «на законном основании» пропускать занятия, пока не заболеют, но тогда может быть уже слишком поздно. Анне казалось, что школу прямо-таки подменили после всех этих постановлений.

Раньше школа была подспорьем — теперь она сделалась принуждением; на её стороне были ленсман и сила закона, и она сделала нас беспомощными в нашем собственном доме; стоит Анне осмелиться оставить Серину дома хоть на один день, как может заявиться сын хозяина Рамстада, сказать: «Будьте любезны!» — и отобрать у неё детей! Анна чувствовала себя ущемлённой и оскорблённой, и она невзлюбила школу. Лишь изредка она приходила туда и слушала, чем они занимаются; иногда она заставала их за пением, ибо Тёнес был прирождённый мастак петь.

Сам по себе учитель был странным. Даже речь его звучала по-другому, чем у прежних учителей, и к тому же он мог петь «пириано»[95]. И тогда он пел тихо-тихо. Но стоило ему затянуть во весь голос, и этого маленького человечка было слышно за километр. Он пел с детьми почти каждый день, и учил их многому, новому и непривычному: каким-то шкалам и терцинам, когда голос лишь двигался вверх-вниз, так что смех разбирал. Но он учил детей многим из тех песен, которые назывались народными, — таким, как «Улыбка вечернего солнца», «Бежит ручеек по лугу» и т. п. Энок пререкался с учителем из-за этих песен, потому что ему они не нравились. Но Тёнес ответил, что их теперь поют во всех школах, и образованные люди не видят в них ничего дурного.

…Но обязательное посещение школы — это было не самое плохое; Анна услышала нечто похуже.

«Мы должны создать стационарную школу!» — услышала она как-то раз вечером. Они заставят нас отправлять детей из дома. Посылать их к незнакомому человеку, который будет делать с ними всё, что хочет, в отдельном здании, куда не полагается входить простым людям. И там он вдолбит детям всё, что пожелает.

И Энок, который был в целом против всех этих нововведений, поддержал эту идею! Неужели человек так менялся, стоило ему поработать в школьной комиссии?