Мир детей - [18]
Мы остановились у небольшого домика. Он ютился между двумя большими кирпичными бугаями. Пусть небольшой и деревянный, но в нем чувствуется заботливая рука. Свежеокрашен, палисадник новый, но колоритно сделан в деревенском стиле – плетень, горшки на прутьях. Черт, я поражаюсь, откуда Серега в курсе, где что происходит? Живет и работает вроде на виду. А жизнь ближайших деревень знает как последний сплетник.
Мы вошли. На лай собаки дверь открыла молодая женщина. Глаза красные, полные слез.
– Кто вы? Что вам нужно? – испуганно спросила она.
– Здравствуйте. Меня зовут Сергей, это Вадим. Мы из Гориводы. Пришли к вашему сыну.
– Он сейчас спит, – сказала она, держа дверь слегка приоткрытой. Ей хотелось избавиться от непрошенных гостей и вернуться в дом.
– Но, тем не менее, можно войти? Не бойтесь, мы не тати, не грабители.
– Хорошо, входите, – посторонилась она, – но предупреждаю, если что, я буду кричать. Соседи дома, и муж должен скоро подойти.
Внутри было довольно опрятно. Чистые вымытые полы, вязанные вручную коврики. Обои хоть и старые, вышедшие из моды, но ни пыли, ни паутинки. На окнах светятся белизной волнистые занавески. Изначально дом состоял из двух комнат. Позже дальняя комната была разделена перегородкой. Холодильник и обеденный стол стояли в передней.
– Вы хотели видеть моего сына, – спросила она, когда мы зашли. – Зачем?
– У меня для него кое-что есть, – ответил Сергей. – Можно его увидеть?
Она провела нас в детскую, маленькую комнату, отделенную перегородкой. Поражал неестественный для детской порядок. Немногочисленные игрушки аккуратно сложены в углу. На столе ничего нет, кроме вазы с цветами. Напротив входа в углу на кроватке спит мальчик лет девяти. Усохшее, пергаментного цвета лицо выдает тяжелую болезнь. Мальчик спал беспокойно, крутился и стонал во сне.
– Не могу этого слышать. Это просто невыносимо, – сказала женщина, и, всхлипнув, вышла в коридор. Сергей погладил спящего малыша по голове и вышел вслед за ней. Я задержался возле выхода, не в силах отвернуться от больного ребенка. Отсюда я мог видеть, как Сергей беседует с его мамой.
– Доктора сделали что могли, – сказала она. – Предлагали оставить ребенка в хосписе, но я не смогла. По крайней мере, здесь я всегда буду рядом с ним. Два раза в день приезжает медсестра, делает укол. Есть предложения от зарубежных клиник, но у нас таких денег нет. Благотворительные фонды, куда мы обращались, не собрали и десятой части суммы.
Она снова заплакала. Сергей достал из-за пазухи узелок, развернул. Подождал, пока она упокоилась и обратила внимание.
– Это, – сказал он, – чудодейственный крест святого Иоанна Кормянского. Он исцеляет рак, и спас уже не одного ребенка. Оденьте на ребенка, и пусть носит его, не снимая. Откажитесь от уколов, когда боль уйдет. И никаких больше лекарств и процедур. Доверьтесь святому Иоанну Кормянскому, и он вернет вам вашего мальчика.
Сергей еще что-то говорил хозяйке, но я не слышал. Я смотрел на ребенка. Мальчик будет жить. Мои глаза заполнили слезы. Господи, я и не знал, что Серега занимается этим.
Подошел Сергей, и бережно, чтобы не разбудить, надел крестик на шею мальчика. Когда мы уже уходили, хозяйка спросила:
– Это поможет, спасет моего сыночка? – в ее глазах сквозь слезы проступила надежда.
– Иначе и быть не может, – ответил Сергей.
– И вы ничего не возьмете взамен?
– Ничего. Считайте, это благословение Иоанна Кормянского.
– Если это поможет… Если это поможет… Господи, боже мой. Я клянусь, если это поможет, мы будем ходить каждое воскресенье в церковь всей семьей. Я буду каждый праздник стоять всю службу.
– Не нужно, – ответил Сергей. – Живите, как жили. Когда ребенок выздоровеет, вы дадите обет Господу. Я вам скажу какой.
– Когда вы вернетесь?
– Я вернусь за крестиком, когда мальчик будет вне опасности.
Когда мы шли в Гориводу, я, наконец, нашел слова, чтобы выразить то, что лежало у меня на душе:
– Сергей, я хочу сказать, что я очень-очень уважаю тебя, за то, что ты делаешь.
– Да полно будет. Я делаю то, что каждый нормальный человек счел бы своей почетной обязанностью. Мне в удовольствие помогать бедным деткам. Да и тебя, я вижу, зацепило.
– Не боишься, что крестик не вернут? Мало ли какие люди попадаются. Может папаша-забулдос увидит, что золотой. Цап с шеи, и гудбай. Или ребенок будет играть на улице и потеряет. Или просто, семья переедет куда-нибудь.
– Если крестик потеряется, я всегда смогу его найти. Так же, как отыскал в первый раз. А украсть, отобрать, или просто заныкать не получится. Крест Иоанна Кормянского светиться святостью. Люди этого не видят, но у заблудших людей рядом с ним просыпается совесть. Она не позволит. Давай доберемся домой, похаваем. Нальем чайковского, и я тебе расскажу все, что знаю про артефакты.
– Окей. Скажи, а много ты вообще встречаешь…
– Чего?
– Ну, таинственного, необъяснимого. Шаманского.
– Хм… Не знаю, много или мало. Чудес у нас под носом хватает. Просто нужно идти по жизни с широко открытыми глазами.
Больше я его не теребил, хотя вопросы разъедали меня изнутри.
После ужина мы по-братски разделили пачку вафель. Полторы штуки на нос. "Черноморские" вне конкуренции. Хотя и "Южные" очень даже ничего. Уселись, позволяя ужину перевариться, причмокиваем чай.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.