Вертолёт резко бросило в сторону. Командир, правый лётчик и борттехник переглянулись. Кто растерянно, кто взволнованно. В горле застыл немой и нелепый вопрос: «Почему? Почему пожар? Ведь никогда не было? Ни у кого». В ту же секунду вертолёт выровнялся в горизонтальном полёте. Экипаж рыскал глазами по земле, подыскивая место для посадки. Через секунды 2–3 повалил едкий дым. РИ-65 нудел не переставая. Штурман стал просовываться через борттехника, то ли посмотреть, то ли подышать, так как в его кабине стало не продохнуть. Снизились. Вокруг, как по заказу, высоковольтные ЛЭП. Больше некуда, кроме, как под них. РИ-65 не смолкает, но все мысли уже про посадку. Но где? Где? Вот полоска дороги, рядом с каким-то коровником. Туда и «падаем». Стали зависать. Под музыку РИ-65 вертолёт так кидало, что борттехник, не помещаясь в своём рабочем месте со штурманом, встал. Встал и пошёл к входной двери. Открыл дверь, и свежий ветер ворвался в кабину вертолёта. Метров с десяти было видно, как этот ветер трепал солому на выбранном месте посадки. Ни говорить, ни думать было некогда. Надо было прыгать и проверить на земле место посадки. Борттехник прыгал с высоты 1000 м ещё в школе, потом в полку, но тогда он был с парашютом. Вертолёт так швыряло, что просто подталкивало к прыжку. Прыгнул. Так и есть: вошёл выше колена в колхозную свалку соломы. А сверху не скажешь — вроде как грунт. На четвереньках, не успевая обрадоваться удачному приземлению и земле в целом, «бортач» выдвигался из- под висящей машины, чтобы его увидели те, прилипшие к остеклению с надеждой в глазах. Но… борттехник скрестил руки над головой: посадка запрещена! Потом указал, куда надо смещаться. Поставить вертолёт на стоянке — святое дело «бортача». «Сейчас всё сделаем, — думал он. — Только бы прижать вертолёт поближе к скале, чтобы он не угодил на мягкий грунт». Всё, посадка. Малый газ. Шасси на земле и не проваливаются. Несущий винт останавливается, и только теперь, в спокойной обстановке, можно увидеть, что стоит машина под углом градусов 6, а одна из лопастей находится над огромным валуном в 40-50-ти сантиметрах. Сели…
Как сказал потом «московский» п-к Радостев B.C.: «Хуже было нельзя». Хотя хуже всегда можно. Но главное — сели. Было радостно и тревожно.
Стали подтягиваться местные жители — крестьяне пос. Горячий Ключ. Правый лётчик и борттехник, пока образовалась пауза до прилета помощи, а скорее — сурового начальства, сходили на ближайшую ферму за молоком. А вернувшись, застали остававшихся членов экипажа за странной работой: те таскали камни в кабину лётчиков. Оказалось, что вертолёт стал давать просадку на основные стойки шасси и грозил упереться хвостовым винтом в землю. «В хвостовой отсек никому не входить!» — сказал командир. «Чего не ходить?» — подумал борттехник. Он только что все вертолётные чехлы запихал в хвостовую балку, так как замкомполка по ИАС п/п-к Молчашкин В.В. запрещал возить их на борту.
Тем временем вертолёт продолжал «садиться на зад». Передние амортизационные стойки выдвинулись на всю длину, а колёса, казалось, едва касаются земли. Экипаж добросовестно носил камни в машину под контролем всё прибывающего населения посёлка. На ближайших валунах лучшие «зрительские» места были заняты. Многие наблюдали шоу стоя. Казалось, у сельчан теперь отсчёт времени будет вестись до посадки вертолёта и после.
Вскоре транспортабельные камни в округе кончились. Как быть? Подсказал кто-то из публики: мол, недалеко пограничники службу несут, давайте к ним. От них в спешном порядке привезли на ГАЗ-66 пустую катушку из-под кабеля, которую и примостили под вертолётом, в месте расположения АРК-9 (радиокомпаса). Осадка прекратилась. Потом появился трактор С-100 и транспортный вертолёт с ожидаемыми начальниками на борту. Было трудно поверить, но нам привезли обед. Жизнь налаживалась! Светило солнышко. Мы сидели на земле и ели, долго ели…
Поевшим достойная комиссия начинала задавать каверзные вопросы. Поэтому правый лётчик и бортовой техник очень тщательно пережевывали пищу. Вставать не хотелось. Вопросы задавались отдельно. Всем ли одинаковые — узнать теперь трудно, а основной вопрос, заданный борттехнику, был такой: нюхал ли он когда-нибудь фреон? «Конечно, нет», — ответил тот. И ещё спросили: «Есть ли чехлы на вертолёте, чтобы постелить их на землю?». «Конечно, нет!». Потом ещё говорили, записывали, фотографировали. Потом трактором за водило подцепили вертолёт и под общее ликование зрителей двинулись вверх на горизонтальную площадку.
День близился к завершению, когда борттехник снова занял свое место в вертолёте. Только командиром на этот раз уже был командир полка п-к Мандрык И.И. Он задал «бортачу» самый лёгкий вопрос: «У тебя шило (спирт) есть?». А потом, улыбнувшись ответу, добавил: «Ну, тогда запускай!». До своего аэродрома долетели благополучно, тем более там и было — рукой подать.
Виновника вынужденной посадки определили быстро — ложное срабатывание датчика противопожарной системы, который и запустил распыл противопожарного фреона.
Позже аналогичный случай произошел в экипаже к-на Абрамова О. К счастью, борттехник был тот же, знакомый с запахом фреона, поэтому на вынужденную уже не садились. Мы уже знали, что это ложное срабатывание.