Минувшее - [36]

За мою строптивость этот дьявол придумал мне наказание: должна я быть служанкой у его трех жен, делать самую черную работу и ухаживать за его двумя скакунами. Когда я попадалась ему на глаза — стегал плетью.

— Сегодня я чуть не зарубил курбаши, но ему помогает дьявол: шальная пуля перебила мне руку с занесенным клинком, — мрачно сказал Султан.

— Он сам шайтан. Вы же видели у него на лбу двурогую печать. Когда он родился, старый отшельник сказал: «Аллах послал его в мир в наказание за грехи людей», — вспомнил былое Тюлябай.

— Правда! Он сам шайтан или шайтан ему помогает: три раза я пытался его убить, когда был в плену, и всегда что-нибудь мешало, — угрюмо признался Усман.

— Продолжай, дочь моя! Расскажи, как ты спаслась?

— За эти долгие месяцы, ухаживая за конями, я сдружилась с этим Серым, строптивым скакуном. Хотела было на нем бежать, — быстрее ветра этот конь, но курбаши решил с большим отрядом перебраться на эту стону. Взял всех жен. Думал изгнать красных из душанбинского вилайета и вернуть поместья своего отца.

Когда я узнала об этом, то шепнула Абдусаттару — рабу: «Предупреди жителей. Дай знать в Душанбе». Когда переправлялись, я ночью ускакала на Сером. В горах встретила отряд, рассказала все командиру. Абдусаттар успел известить другой отряд. Вот красные и окружили бандитов. Жаль, не всех перебили! — жестко добавила Валидэ.

— А те, что прячутся в горах, опять на нас нагрянут, — сказал старик, горестно вздохнув.

— Смотрите, дед, — Султан указал на степь, — горит десять костров. Там десять человек могут взять винтовки, да нас трое метких стрелков…

— Четверо! Я научилась стрелять. Но где винтовки у людей?

— Командир оставил жителям, на всех хватит. Командир считал трофеи — четыреста винтовок от убитых и пленных досталось нашему отряду, — разъяснил Султан.

— В банде было пятьсот басмачей. Не скоро оправятся, — радостно заметила Валидэ. — Не скоро придет сюда Салим-злодей. Те, что в горах, тоже переправятся на тот берег.

В юрту вошел пожилой охотник Азимбай. Это он, узнав об угрозе нашествия басмачей, предложил жителям кишлака спасаться в горах, обещая спрятать там хоть на неделю. Но всего десять семейств и шесть юношей-сирот пошли за ним. Все они вернулись невредимыми.

Азимбай поздоровался, взял протянутую чашку с кумысом и сказал:

— Тебя, Тюлябай, и меня люди выбрали старшинами. Надо организовать оборону нашего небольшого селения, так наказывал командир. Он оставил нам оружие и патроны. У нас вооружено шестнадцать человек, да у тебя трое…

— Четверо! Вот мой карабин и конь, — поспешно сказала Валидэ.

Азимбай улыбнулся и ласково проговорил:

— Значит, нас будет двадцать джигитов. Надо всегда держать дозор у дороги и на трех тропах. Тогда и триста басмачей не проникнут сюда, так советовал командир. Народ назвал наш новый кишлак Кизил-аскером. Мы будем кизил-аскерами.

Так началась самооборона кишлаков, которые раньше были беззащитны.

РАСПЛАТА

Река времени безвозвратно уносит дни, месяцы, годы…

Кровавые кошмары прошлых лет стали стираться в памяти Карима. Комсомольская работа захватила его. Грамотных людей в ту пору не хватало, а необходимо было проводить земреформу; в глухих кишлаках организовывать трудовые артели; разъяснять запуганным, забитым беднякам и батракам их права; пробуждать в них сознание чувства собственной ценности и силы.

Вот эта работа и забросила Алимова в Ферганские горы. В их ущельях осень уже опустила туманы. В долинах и степи ветер насвистывал осенние мотивы, перелетные птицы с тоскливым криком покидали родные места.

Четкой ходой, с перестуком копыт гнедой конь Алимова спешил к придорожному караван-сараю большого Хакулабада. Но что это? Пусто и тихо на окраине селения, всегда оживленного и многолюдного… Но вот в конце длинной улицы виднеется медресе. Оно, словно живое, колышется. Взглянул и понял: крыша, стены и ближайшие деревья — все облеплено людьми. А из смежных улочек ручейками текут и текут жители, направляясь к медресе. Направил коня и он в ту сторону. Соскочил на землю, привязал к старой шелковице своего боевого коня и пошел к воротам.

Навстречу, широко улыбаясь, шагнул Султан. Военная форма ловко охватывает его могучее тело. Глаза смотрят внимательно, с победной улыбкой.

— Салам, друг! Поспеши, скоро начало…

— Но что это? Маслахат?

— Да, да. Народный праздник. Советский суд зверя судит. Пять лет занимался разбоем, а потом, как змея, сменил шкуру, прикинулся преданным советским работником. Два года понадобилось, чтобы разоблачить его. Проходи ближе, вон в первые ряды. Его и теперь жители боятся.

Карим прошел вперед, сел около старого чабана, спросив его:

— Отец, кого и за что судят?

Старик посмотрел на юношу и тихо ответил:

— Большой человек. Два года правил нами… Разорил всех, в тюрьме многие умерли. Говорил: так приказывает Советская власть. Послушаем, что приезжие начальники скажут…

Повернул Алимов голову и застыл в изумлении. На скамье подсудимых сидел рослый красавец в дорогом суконном халате. Цветная шитая тюбетейка прикрывала шелковистые кудри. Черная повязка через правый висок, чуть прикрывая глаз, оттеняла мраморную белизну лба. Четыре конвоира зорко следили за каждым движением арестованного. А он, гордо закинув голову, властно оглядывал толпу. Люди жались под этим взглядом и опускали головы.