Минувшее - [35]

Часа через два все было кончено. Часть банды полегла, часть сдалась в плен, небольшие группы просочились в горы — кто на коне, кто пешком — спасали свою жизнь.

— Это Карлуша со своим эскадроном работает, — вздохнул Карим. Ему до боли было грустно, что он здесь, а не там, с товарищами, карающими озверевшую банду.

— Отец, я иду к своим. Прощайте!

— Иди, сын мой, иди. А мы с Усманом пригоним отару, надо накормить наших защитников.

— Ой, много погибло людей в кишлаке, опоздал Абдусаттар! — вздохнул Усман.

— Он предупредил жителей, как и нас. Надо полагать, ушли в горы, — с надеждой в голосе проговорил Карим.

— Ой-бой… Много крови сегодня пролил меченый шайтан. Мало кто ушел в горы. Ночь, темнота, холод, — проговорил пастух.

Старик оказался прав.

Спустившись к юрте, Карим оказался в своем эскадроне. Загоревшего до черноты, бритого и прихрамывающего, его сначала не узнали.

Только командир Андерсон, окинув внимательными серыми глазами пастуха, порывистым движением привлек его к себе, обнял:

— Ты ли, друг? А мы тебя оплакивали и мстили за твою смерть. Нам говорили раненые, вас увезли в горы, замучили там.

В двух словах рассказал Алимов о своем спасении.

— Дай, Карлуша, оружие! Душа не терпит…

— Верю. Сто четыре жителя превращены в обуглившиеся трупы. Многие умирают от ран. А здесь, на стоянке, мы нашли все награбленное и даже десять комплектов красноармейского обмундирования.

— Зачем оно басмачам?

— Засылать лазутчиков выведывать, какие кишлаки тянутся к Советской власти.

— Поймали курбаши? — волнуясь, спросил Карим.

— Ушел проклятый! Всех бросил — шайку и четырех жен. Три из них почти девочки. Все исщипаны, в синяках и ссадинах. Это муж шутил с ними…

— Дай людей! Надо догнать, отыскать злодея!

— Сейчас тебя обмундируют, бери взвод и местного проводника, езжай! Навряд ли след отыщется… За рубеж ушел.

Карима обступили товарищи, обнимали, но он искал глазами кого-то. Вот он, черный каменный богатырь с огненным взглядом!

— Абдусаттар! Ко мне, друг!

Через полчаса два лихих красноармейца во главе взвода подъезжали к пожарищу. От небольшого, но цветущего кишлака остались угасшее огневище и груды развалин.

На медпункте, у палатки, в тени, лежали перевязанные раненые бойцы и жители, видимо, принятые во время резни за мертвых и потому недобитые. Врач и два санитара перевязывали молодую девушку.

— Алимов! Дорогой мой! Опять с нами, вот как чудесно! — воскликнул эскадронный врач грузин. — Посмотри, как мучают людей эти гады! Хуже диких зверей, мерзавцы!

Подъехав ближе, Карим увидел тонкий стан, прекрасное лицо и милые, широко открытые глаза.

— Сади! Маленькую Сади мучили, терзали!.. — с болью воскликнул Карим, и перед глазами возникла картина далекого детства.

Он соскочил с коня, нагнулся над девушкой. Губы чуть шевельнулись жалобой:

— Он… Салим… радовался, что нашел меня… Прощай, Карим…

Голова ее скатилась набок. Врач наклонился над нею.

У Алимова сжалось сердце. Старый враг — черный туман — начал гасить сознание… Бодрый, уверенный голос Абдусаттара вернул его к жизни.

— Спешить надо, командир! Уйдет проклятый дьявол.

Карим вскочил в седло и понесся в ту сторону, куда указал Абдусаттар, успевший разведать, что час тому назад курбаши с двумя телохранителями проскакал в сторону границы.

Как ни гнал коней отряд Алимова к переправе, догнать басмачей не смог. Курбаши был уже на другой стороне. В бессильной ярости Карим бесцельно разрядил карабин. Салим обернулся, погрозил камчой и ускакал.

После отъезда Алимова Андерсон снарядил обоз раненых и отправил в Душанбе с запиской Каримову сопровождать его.

— Вы должны встретить Алимова, передать ему приказ, — сказал он врачу.

Когда обоз был готов тронуться, к Андерсону подошел старик.

— Помоги, командир! Мне сказали, что в твоем отряде мой внук Султан, хочу повидать его.

В ту же минуту из одной повозки раздался взволнованный голос:

— Я здесь, дедушка! Уцелел ты? Не убили басмачи? Как я рад!.. Раненный в руку и ногу Султан попросил командира оставить его на излечение у деда. Тот дал свое согласие.

Оставшимся в живых жителям кишлака, которые вернулись из ущелий и пещер, бойцы отряда помогли перебраться к старой юрте пастуха. Так был основан новый кишлак, которому жители дали почетное название Кизил-аскер.

Отряд после отдыха и обеда, распрощавшись с жителями, ушел за перевал.

А вечером на сером скакуне с карабином за плечом у юрты Тюлябая появилась Валидэ. Увидя ее, старик словно помолодел.

— Входи, дочь моя! Сам аллах послал тебя! А конь у тебя откуда? На нем приезжал курбаши…

— Моя добыча! Все расскажу, отец. Где Султан? Мне сказали, он ранен, остался у вас.

Радостна была встреча влюбленных, разметанных в один миг басмаческой злобой.

Вечером, за ужином, возле постели Султана его верная жена рассказывала:

— Салим не стал требовать у отца возвращения калыма. Он разыскивал меня все эти два года. Три его гонца случайно прослышали, что я живу здесь. Вот и налетели, и скрутили, и увезли к Салиму. Сдали на женскую половину. Курбаши был где-то в набеге, разбойничал. Меня подлечили, нарядили. Три девочки-жены очень меня полюбили. Через месяц вернулся меченый дьявол. Хотел сделать женой, но я царапалась, кусалась, выдирала ему бороду. Говорю: «Убей». Злился, но не убивал. Отца боялся. Помогает сильно ему мой отец.