Минувшее - [12]

Месяца через два Хасанова привела сияющую Лолу. Та развернула принесенный сверток и заговорила:

— Посмотрите же, сестры, что я купила Кариму; сама деньги заработала. Он, бедненький, никогда еще не носил шелковый халат. — Лола радовалась, как ребенок, разворачивая мужской халат из дешевого шелка, и, захлебываясь, рассказывала, как интересно они теперь живут. Муж вечерами ходит в чайхану, где открылись курсы ликбеза, а придя домой, учит жену всему, чему учился сам. Так начала формироваться новая семейная жизнь на основе труда и взаимного доверия супругов.

Но пора уже вернуться к тому дню, в который женотдел познакомился с комсомольским вожаком, ставшим верным помощником в деле раскрепощения женщин.

В тот момент, когда разбушевалась крикливо одетая узбечка, в комнату решительными шагами вошел комсомолец — все притихли. Высокий, плечистый, в кожанке, в элегантных коричневых сапогах, он окинул соколиным взглядом всех присутствующих, сдвинул кепку с большим козырьком на затылок, тряхнул кудрявой головой и громким, слегка гортанным голосом произнес приветствие. Узбечки прикрыли лица паранджой и опасливо поглядывали на кобуру, висевшую на поясе, и нарядную камчу — на руке. Его продолговатое бледное лицо было утомленным.

— Харманг! Не уставайте, товарищи! Мне надо срочно поговорить с уртак Любимовой, — говорил он, мешая узбекские слова с русскими. Видно было, что сильно взволнован.

В это время дверь открылась, и в комнату вошла Любимова.

— А вот и сама товарищ Любимова, — сказала Студенцова.

— В чем дело? Вы откуда, товарищ? — спросила Любимова.

— Я секретарь комсомола Старого города, мое имя Гафур. Ночью наши комсомольцы вместе с милицией выезжали на операцию. В Пскент нагрянули басмачи, мы их ловили…

— Есть раненые? — беспокоясь о муже, бывшем в отряде, спросила Росс.

— Драка была, наши все целы, а вот басмачи сразу в горы удрали. Но с десяток пленных мы пригнали. Уртак Любимова, я привез на арбе женщину, хочу сдать женотделу…

— Где она?

— Там, у подъезда, больная совсем.

— Кто она? Зачем привезли в город?

— Она жена пскентского бая. Мы у него делали обыск, искали басмачей — и в сарае, в яме, обнаружили на цепи младшую жену.

Мы во все глаза глядели на комсомольца. Слишком это было невероятно, чтобы в двадцатом веке держали в яме на цепи женщину. Но лицо Гафура не вызывало сомнения, оно горело негодованием.

— Возможно ли?!

— Как так на цепи?.. — посыпались вопросы.

— Сказки рассказывает, — заявила одна из делегаток, недавно начавшая работу в женотделе. Комсомолец круто повернулся к ней, глаза его загорелись недобрым огнем.

— Сказки? Да? Сказки! На, смотри! — Он вынул из грудного кармана свежие снимки. Один протянул Любимовой, достав другой, отдал той, что не поверила. Снимок быстро пошел по рукам, а Гафур взволнованно говорил:

— Плохо снято. Торопились мы, света было мало. Да и Акбар не совсем умеет, учится только…

— Вот смотри, кого защищает женотдел! А ты со своим хан-атласом…

Голос Росс звенел слезами, когда она показывала фотографию «моднице». Та жадным взглядом впилась в снимок, с которого смотрела на нее бледная худая девчушка, с лохматыми волосами, с ошейником, прикованным цепью к стене. В глазах было безумие, страх и горе.

— Ой-бой, бой! Вай! Зачем такое? — запричитала, заплакав она. Любимова круто повернулась к Студенцовой.

— Больную в сопровождении делегатки отправь в больницу. Немедленно. По телефону сообщи редактору, пусть пришлет корреспондента. Надо снимок опубликовать. Послать комиссию на место. Почему местные власти это допустили? Вас задерживать не будем, но все же расскажите Студенцовой подробнее. Она запишет. Где муж женщины?

— Мы арестовали его за помощь басмачам, за их укрывательство. Трех у него выловили. В клевере спрятались.

— Расскажите Студенцовой и отправляйтесь домой, отдохнуть вам надо.

— Некогда! На совещание тороплюсь. Такое дело, опять к вам завтра придем, с материалом…

Так состоялось наше первое знакомство с пламенным комсомольцем Гафуром.

Как оказалось, совещание, на которое спешил Гафур, было исключительно важным. Мне об этом совещании рассказали те, кто там присутствовал.

В Старом городе в помещении милиции на балахане, где всегда устраивали свои совещания комсомольцы, было очень шумно в этот день.

— Что за безобразие! Собрал нас, а сам где-то болтается, — горячился Султан Джуманияз.

— Записать ему строгий выговор! Он любит нам их записывать, вот пусть сам попробует, — пробурчал рослый детина мрачного вида.

— Тоже мне, строгий выговор! Собрание еще не открыли, а ему строгач записывай! А знаем мы, где он? Может, поручение власти выполняет… — возмутился Акбар, защищая друга. Он аккуратно раскладывал в тетрадке какие-то снимки.

— Эй, ребята! Акбар что-то знает…

— Знает? Просто дружка защищает.

— Пусть говорит, если знает!

— Говори, Акбар! Что за секреты у вас, фотограф?

Акбар лукаво оглядел собравшихся.

— Э-эх! Что значит, нет Гафура! И порядка нет. Чирикаете, точно воробьи. Налетаете, клюете, а толку нет и нет…

— Тоже критик нашелся! А ну, скажи, где это вы с Гафуром утром пропадали? Спали? Видно, всю ночь в чайхане провели, песни пели под дутар…