Минувшее - [13]

— Тише, ребята! Вон Гафур идет. Э, да он с «пушкой». Воевал, что ли? — проговорил Султан, сидевший у окна.

Все кинулись к окнам, смотрели, как возвращается их вожак.

Гафур шагал торопливо, но вдруг повернул назад, сделал несколько шагов и присел на корточки в тени старенькой калитки.

— Ну вот, его люди ждут, а он отдых устроил в тени дувала, — возмутился Султан. — Да и ребят половина не пришла на собрание…

— Гляди. Голову свесил, сгорбился. Пойду узнаю, может, помочь надо, — забеспокоился Тимур (тот мрачный детина, что хлопотал о выговоре Гафуру). Он уже поднялся, но его остановили.

— Не торопись. Идет!

Когда вошел секретарь, все его окружили, расспрашивая наперебой, что с ним случилось, здоров ли.

— Потом, ребята. Султан, открывай собрание, запоздал я… Из доклада все узнаете. Акбар, приготовь снимки.

— У меня все готово. Начинай, Гафур!

С большим вниманием слушали комсомольцы сообщение своего секретаря о том, как экстренно был мобилизован отряд комсомольцев в помощь наряду ташкентской милиции для борьбы с басмачами, укрывшимися в Пскенте. Рассказал, как после горячей, но короткой схватки, в которой участвовали возмущенные наглостью басмачей жители кишлака, удалось разгромить бандитов.

— Потом мы стали вылавливать спрятавшихся, не успевших ускакать в горы, десяток выловили. Пленных связали и пошли делать обыск в дом лавочника…

— В дом почтенного Салиха-хаджи? Ночью? Как можно! — вскипел хорошо, даже франтовато одетый румяный парень.

— Ага, вот когда в тебе заговорила байская белая косточка! — прогудел мрачный Тимур. Тот вздрогнул и мирно сказал:

— Напрасно, Тимур, обижаешь меня! Тимур, ты же знаешь, что отец выгнал меня. А Салих-хаджи недавно для школы пожертвовал продукты, для бедных отдал барана, он наш…

— Может быть, ваш, но не советский. Он трех вооруженных басмачей спрятал, забросал их сухим клевером, едва нашли. — Акбар возмущенно потрясал пачкой снимков. Султан постучал карандашом.

— Прекратить базар! Доклад еще не окончен. Продолжай, Гафур.

— Продолжаю. Слушай, ты, ревнитель старых обычаев, Балты Ибрагим. В доме бая Салиха-хаджи, кроме трех басмачей, которые, отстреливаясь, ранили милиционера, мы наткнулись на замаскированную яму, в которой сидела на цепи младшая жена этого благодетеля бедных. Ребята! Вот уже восемь лет, как революция принесла свободу всем угнетенным. А тут человек на цепи!..

— Так это женщина! Наверно, очень провинилась, — не удержался Балты. Эта реплика вызвала взрыв негодования. Гафур внимательно прислушивался к горячим дебатам, наблюдал за лицами ребят и, выждав, веско проговорил:

— Акбар, покажи ребятам снимки и расскажи, и чем провинилась эта девчушка. А вы, ребята, посмотрите, во что почтенный хаджи-зверь превратил ее. Мы составили протокол, опросили свидетелей…

— А что сделали с баем? — спросил Балты.

— То, чего он заслужил. Арестовали и сдали в тюрьму.

Когда закрыли собрание и ребята разошлись, Гафур сказал Султану, Акбару и Тимуру.

— Предстоит большое дело, о нем никто не должен знать. Надо нам подобрать проверенных, крепких ребят и часам к двенадцати ночи устроить засаду.

— В чем дело, Гафур? Нам можно узнать?

— Вам, да, но больше ни одна живая душа не должна это знать. Когда я шел сюда, меня остановил детский голос. Оказывается, в соседнем переулке готовится казнь непокорной жены, которая ходит в женский клуб и учится. Семейный суд после избиения до полусмерти приговорил непокорившуюся к смерти. Ее ночью отнесут на носилках на кладбище и закопают живой.

— Вот мерзавцы! Это тебе через калитку сказали? Ну как таких злодеев не расстреливать! — Акбар негодовал.

Султан сжал кулаки и сдвинул брови. Месяц тому назад убили его невесту, подругу детства, веселую Замиру. Она поверила в новый закон и сбросила паранджу, записалась в комсомол.

— Да. Не всем комсомольцам можно доверить такое дело. Подберу верных ребят. Задержим здесь, но тихо, без шума. А если старики?

— И старикам не позволим мешать строить новую жизнь. Нам нужно солнце науки, свежий воздух вместе с радостным трудом. А непокорным, если даже они старики, мы не позволим нарушать советский закон, справедливый, как наша совесть, закон! — громко проговорил Гафур и провел рукой по глазам.

— Эй, Гафур, ложись-ка ты спать. Я-то немного успел вздремнуть, пока ты отвозил в женотдел несчастную. — Акбар озабоченно смотрел на сильно осунувшееся лицо друга.

— Всем нам надо выспаться, подготовиться к ночной засаде. Будет драчка, в ножи встретят, а нам нельзя применять оружие…

— Эге, вверх стрелять не запрещено! Это напугает преступников, и милиция прибежит на помощь. Не так ли, ребята?

— Правильно говоришь, Акбар! А я позову брата, скажу, что будем ловить контрабандистов. Он у нас милиционер, да такой палван, что один с четырьмя справляется, — заявил Султан.

— Дежурным оставьте Карима. А соседнего мальчишку, Хамида, надо привлечь к нашей работе. Это он сообщил мне. Тихонько, через щелку.

Была глухая ночь, темная и зловещая, как совесть злодея. Безмолвны улочки и тупички Старого города. Из-за глиняных дувалов не слышно ни звука, ни движения, не видно ни отсвета гаснущих очагов, ни отблеска скупого света лампы. Все вокруг погружено в глубокий сон. Но вот вдали послышался конский топ; все ближе, ближе… По тихой улице прорысил конный патруль. Перед рассветом этим же путем проедет еще раз.