Минотавр - [69]

Шрифт
Интервал

Но ты, Tea, но мы — ты и я… мы были. Я напишу „все-таки“, что означает — вопреки всему, наперекор судьбе и всему этому ужасу. Мы были, и мы встретимся наконец в том центре третьего круга, который я всегда представлял себе еще в то время, когда был ребенком; ребенком, лишенным дома и тщетно искавшим дорогу обратно. В этом третьем круге, в сердцевине музыки, освещенные иным светом, мы были с тобой одам. Это был свет, дававший наслаждение, не сравнимое ни с чем, это был не оргазм; это была любовь, большая, чем просто любовь одного человека к другому, большая, чем любовь человека к самому себе, и превосходящая его любовь к самой жизни.

Мне очень жаль, Tea, что не дано мне узнать, что же чувствует человек, идущий из центра круга наружу, держа твою руку в своей. Я могу только догадываться об этом. Могу представить наслаждение, передаваемое кончиками пальцев, скользящих по твоей щеке, наслаждение от твоих закрытых глаз. Если бы можно было проверить наяву… если бы можно было поверить в чудо, что есть она, эта дорога из внутреннего круга наружу… что можно идти плечом к плечу с тобой наперекор смерти до самого последнего вздоха. Поверить в то, что и ты хотела бы навсегда соединить свою судьбу с моей. Для меня это так, Tea, любимая. Так… и всегда останется так… даже если сама жизнь попробует это опровергнуть…»

29

Назавтра, когда Александр сидел в кафе напротив дома, где жила Tea, привычно глядя в витринное стекло, в кафе вошел человек — тот самый, который уже стрелял в Александра в Мадриде более года назад. Он получил известие, что именно здесь он найдет Александра; кроме того, у него с собой была фотография, на которой Александр был запечатлен в его нынешнем виде.

Двигаясь быстро и бесшумно, человек подошел почти вплотную к столику. Грохот выстрела был слышен далеко вокруг. Был он услышан и в квартире напротив, где в эту минуту Tea, ее родители, а также Никос Трианда сидели за столом в гостиной в ожидании вечернего чая; звук выстрела заставил их вздрогнуть и броситься к окну.

Первый выстрел разорвал Александру легкие, пробив грудь. Он удивленно раскрыл рот и попытался вздохнуть. Он увидел себя со стороны в этот миг, увидел себя на арене; вокруг был желтый песок. Он был смертельно ранен. Что-то происходило с ним и в нем в то же самое время: словно по волшебству — сначала медленно, потом все быстрее он превращался в огромное немое животное. У животного была огромная голова быка, он был быком по плечи; но телом он был человек. Так, как это было на рисунке Пикассо, висевшем некогда, в дни его детства, в доме на холме, на стене, в его спальне. Александр увидел, как в окне напротив появился образ женщины; это была Tea. Она нагнулась, а потом протянула руку, и он знал, что эта спасительная рука вот-вот коснется его и облегчит его муки. Рука приближалась; она тянулась к нему по воздуху над остановившимися машинами и испуганными людьми, толпившимися у входа в кафе; он четко видел ее, эту белую руку, и пять тонких ее пальцев делали ее похожей на крыло голубя, вроде тех голубей, которых он некогда живьем приносил повару-арабу. Рука плыла, все ближе и ближе; она была уже совсем рядом, эта прекрасная, спасительная белая рука; еще мгновенье — и она коснется его головы…

И тогда раздался второй выстрел. Пуля попала туда, куда тянулась рука. Александр попросил прощения за то, что не дождался… совсем чуть-чуть…

«Амбуланс» сиреной проложил себе дорогу в толпе и остановился у входа в кафе. Водитель и санитар быстро выкатили носилки и вошли внутрь. Вскоре они вышли, на носилках было накрытое белой простыней тело.


На следующий день в утренних газетах Tea увидела фотографию погибшего накануне человека. Увидел ее и Никос. Он понял, что Tea потеряла волю к жизни. Он умолял ее, он говорил ей о своей любви, он отнял у нее таблетки снотворного, которое она купила в аптеке. Tea ничему не сопротивлялась. Потом она попросила Никоса уехать в Мадрид и не возвращаться, пока она не позовет его. Никос был вынужден подчиниться. Он выговорил для себя разрешение каждый день ей звонить.

Он позвонил ей из Мадрида в тот же вечер. К телефону подошел отец и сказал, что с ней все хорошо. Она уснула несколько часов назад и просила ее не будить.

Когда он позвонил назавтра, ему никто не ответил. Он звонил ей весь день, но на другом конце провода никто так и не поднял трубки.



Еще от автора Бениамин Таммуз
Реквием по Наоману

«Реквием по Наоману» – семейная сага. Охватывает жизнь многочисленного семейного клана с 90-х годов ХIХ в. до 70-х XX-го.Бениамин Таммуз построил свою сагу о семье Фройки-Эфраима подобно фолкнеровской истории семьи Компсон, пионеров, отважно осваивавших новые земли, но в течение поколений деградировавших до немого Бенджи (роман «Шум и ярость»). Шекспировские страсти нависали роком над еврейской семьей с Украины, совершившей, по сути, подвиг, покинув чреватую погромами, но все же хлебосольную Украину во имя возобновления жизни своих древних предков на обездоленной, тысячелетиями пустынной, хоть и Обетованной земле.


Рекомендуем почитать
Отранто

«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.


МашКино

Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.


Сон Геродота

Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.


Совершенно замечательная вещь

Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.


Камень благополучия

Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.


Домик для игрушек

Сказка была и будет являться добрым уроком для молодцев. Она легко читается, надолго запоминается и хранится в уголках нашей памяти всю жизнь. Вот только уроки эти, какими бы добрыми или горькими они не были, не всегда хорошо усваиваются.


На пути в Халеб

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Путешествие на край тысячелетия

Новый роман живого классика израильской литературы, написанный на рубеже тысячелетий, приглашает в дальнее странствие, как во времени — в конец тысячелетия, 999 год, так и в пространстве — в отдаленную и дикую Европу, с трепетом ожидающую второго пришествия Избавителя. Преуспевающий еврейский купец из Танжера в обществе двух жен, компаньона-мусульманина и ученого раввина отправляется в океанское плавание к устью Сены, а далее — в Париж и долину Рейна. Его цель — примирение со своим племянником и компаньоном, чья новая жена, молодая вдова из Вормса, не согласна терпеть многоженства североафриканского родича.


Выверить прицел

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Брачные узы

«Брачные узы» — типично «венский» роман, как бы случайно написанный на иврите, и описывающий граничащие с извращением отношения еврея-парвеню с австрийской аристократкой. При первой публикации в 1930 году он заслужил репутацию «скандального» и был забыт, но после второго, посмертного издания, «Брачные узы» вошли в золотой фонд ивритской и мировой литературы. Герой Фогеля — чужак в огромном городе, перекати-поле, невесть какими ветрами заброшенный на улицы Вены откуда-то с востока. Как ни хочет он быть здесь своим, город отказывается стать ему опорой.