Минос, царь Крита - [28]

Кровь ударила мне в голову. Более сокрушительного поражения мне в жизни не приходилось терпеть. Нечленораздельно взревев от ярости, я кинулся вслед беглецам.

— Жалкие бабы! Достойные лишь того, чтобы, подобно ахеянкам, сидеть в гинекее!!! — схватив за руку одного из лучших своих воинов, Гипериона, воскликнул я. — Вы осмелитесь бросить царя одного?! Отступить, ослушавшись воли Зевса Лабриса?! Стыд вам!!!

Гиперион вырвался и побежал прочь, не вступая в препирательства. Ещё несколько человек, замедливших было бег, устремились далее.

Я выхватил меч:

— Да будьте вы прокляты, трусливые перепёлки! Вы способны только пожирать мясо на пирах и упиваться вином! Несчастные, робкие девы! Да чтобы ваше тело уподобилось духу! Отрежьте свое мужское естество, привяжите подушки на грудь и наденьте юбки, чтобы больше не морочить мне голову!!! Мужи телом, выжившие из ума старики духом, верящие всякой нелепице! Да чтобы вы прожили долгую и бесславную жизнь и умерли на ворохе тряпок, воняющих мочой, которую вы не в силах удержать!

Но мои проклятия были тщетны. И, не желая отступать, я кинулся в сторону рощи, в надежде, что хоть кто-то последует за мной. Но славные воины продолжали позорное бегство.

И тут я обнаружил, что не все мои войска обратили к противнику хребты. Небольшие отряды варваров, набранные по совету Зевса-Лабриса, даже не думали поддаваться страху. Видимо, не слишком разбирая, какие беды им грозят от богини, они налетели на женщин, словно волки на стадо. Чужаки не видели в них служительниц божества и врагов — лишь только жён, среди которых было немало красивых. С диким улюлюканьем и похабными возгласами устремились варвары к жрицам. Те, поняв, что им грозит не геройская гибель, но насилие и бесчестье, нарушили стройность рядов и кинулись в рощу. Так овцы пытаются спастись от волков. Но где уж им уйти от хищника, легко настигающего быстроногих ланей? Тщетно искали они убежища в жилище Бритомартис. Могло ли оно, лишенное покрова святости и тайны, уберечь своих служительниц?

Я увидел, как рухнула на землю главная жрица, отброшенная Итти-Нергалом. Попыталась было подняться на трясущихся руках, но стремительно несущиеся, рослые и тяжеловесные воины не дали ей встать и затоптали насмерть. Молодых и зрелых, тех, что еще не утратили женской прелести, варвары ловили меж деревьев. Роща наполнилась криками отчаяния, мольбами о пощаде, пронзительным визгом. Некоторые из женщин пытались сопротивляться. Юные охотницы оборонялись особенно ожесточенно. Но что могли они сделать против мужей, превосходящих их не только ростом и силой, но и воинским умением? Варвары с легкостью заламывали им руки назад, усмиряли коротким ударом меж глаз, заваливали и овладевали ими при всех, на траве Священной рощи. Старых и безобразных просто хватали и с силой отшвыривали в сторону, а некоторых, намотав седые волосы на руку, стукали головой об дерево или камень. Многие, упав, уже не шевелились. Другие пытались отползти в сторону, чтобы не разделить участь главной жрицы святилища.

Священных змей варвары рубили мечами и топорами, хватали голыми руками за шеи, отрывали им головы, а потом швыряли извивающиеся куски наземь.

Потом я увидел высокого, светловолосого ахейца Полиника, который тащил на себе тюк из узорчатой ткани. Второпях увязанная в него золотая и серебряная посуда торчала наружу. Большой серебряный кубок упал на траву. Ахеец даже не заметил потери:

— Эй, — горланил он. — Я нашел, где они хранят богатства! Смотрите, там всего навалом!!! На всех хватит!

Несколько его соплеменников бросились в указанном направлении и вскоре заспешили обратно, тяжело нагруженные добычей. Их примеру последовали остальные. Торжествующий гогот варваров многократно отражался эхом.

Это — победа.

Столь же омерзительная, как одержанная мной в священной роще под Кноссом. И столь же несомненная.

Да поглотит Эреб мои терзания и угрызения совести!

Мы — победили.

И это — главное!

Я вскинул руки и огласил рощу торжествующим ревом Минотавра.

Феано. (Второй месяц первого девятилетия правления Миноса, сына Зевса)

Жрицы Бритомартис не преминули нанести мне удар. Не сразу. К той поре мы разгромили уже шесть священных рощ в западной части Крита и приближались к Ритию.

Наше победное шествие ничто не сдерживало. Немногие мужи отваживались препятствовать моим варварам и мне, царю-Минотавру. Хороших воинов среди них оказывалось и того меньше. Мои головорезы зачастую даже не утруждались лишить их жизни, а просто отгоняли прочь, а потом набрасывались на женщин, подвергая их насилию и унижениям.

Нет оружия страшнее, чем бесчестье. Молва о наших бесславных подвигах разносилась все дальше, и я заметил, что всё чаще среди защитниц рощ не было жён из окрестных сел. Иногда мы слышали проклятия крестьянок. Но к святилищам они не выходили.

Душа моя очерствела от омерзительных зрелищ. Я и в первый раз не испытывал невыносимых мук, подобных тем, что пережил в священной роще под Кноссом. Теперь и вовсе святилища виделись мне не более чем покоренными вражескими твердынями, а женщины — законной добычей моих воинов. Разве критяне вели себя иначе в городах, которые доводилось мне брать на Кикладах? Сам я в насилии над жрицами не участвовал. Мне противно сходиться с существом, охваченным страхом или ненавистью. Хотя мои варвары, чтя обычай, приводили мне самых хорошеньких девушек на утеху. Я тут же награждал ими того или иного воина, если хотел выделить его среди товарищей.