Минос, царь Крита - [26]

— Коли любовь отважных промахов, лучших воинов Крита, что бьются впереди всех прочих, к тебе не ложна, — спокойно ответил Зевс, и только бровь его дернулась едва заметно, выказывая сдерживаемое недовольство, — то они не отвернутся от тебя. Если же она притворна, то найдется другой повод, чтобы промахи покинули своего царя.

— Но я только взял скипетр в свои руки! — с отчаянием воскликнул я и со стуком поставил на стол кубок. — Отец, ты знаешь, война с Бритомартис повлечет за собой бедствия. Её необузданный супруг сможет отомстить Криту. Не зря же рождение моё было отмечено дрожью земной и восшествие на престол — тоже.

— Но Крит устоял, а ты — стал царем, — заметил Зевс.

— Если землетрясение разрушит дома, а засуха погубит урожай, если дикие звери растерзают стада, то как жители Крита будут чтить царя, навлекшего на них эти беды?!! Дозволь мне укрепиться на троне, тверже сжать скипетр в своей руке…

— Довольно! — Зевс раздраженно хлопнул по столу ладонью. — Зачем я удерживал на троне одряхлевшего Астерия, сына Тектама, как не для того, чтобы дать тебе возмужать и показать, на что ты способен?!! Ответь мне, чем ты занимался эти десять лет? Разве люди Крита не узнали и не полюбили тебя?

Он встал, подошел ко мне, доверительно коснулся плеча:

— Чего ты боишься, Минос, наихрабрейший и мудрейший среди смертных сынов моих?! Кто, если не ты, усмирил морских разбойников, подчинил Киклады, устрашил прибрежные города? Разве не ты был наместником царя в Фесте, доколе не отошло это владение твоему брату Радаманту? Кто был лавагетом в Кноссе? Не ты ли основал Кидонию на западе острова? Разве не ты покорил земли в Аттике, чтобы серебро рудников Лавриона текло в твою казну? Тебе ведома царская премудрость, ты опытен и зрел, сын мой. Третий десяток лет живешь ты на земле. И потом, ты полагаешь, я не знаю о том искусстве, которому обучил тебя Анубис, бог далеких египтян? Тебе ведомы людские сердца и ты сможешь найти путь, как покорить их. А у меня есть основания торопить тебя начать перемены. Пока ты свободен еще от той хитросплетенной паутины, в которой запутались столь сильные люди, как Астерий, сын Тектама, или твоя мать! Сын мой, я избрал меж смертных жен Европу — и она была предана мне. Потому я указал на нее Астерию, сыну Тектама, чтобы она стала верховной жрицей и подточила могущество Бритомартис! Но ты сам видишь, как надежно Диктина обольстила её. И теперь нет у неё оплота более могучего, чем твоя богоравная мать!

Я тяжело поднял взгляд на отца:

— Многомудрая Европа! По-твоему, мой божественный отец, она не встанет на защиту своего божества? Ты хочешь, мой повелитель, чтобы я пошел против родившей меня? Не назовут ли тогда меня преступником, страшнейшим из рождённых на земле? Не отвернёшься ли ты сам от меня в ужасе?

Зевс покачал головой:

— Ничего не свершается без воли богов. Это девятилетие, сын мой, будет тяжким для тебя. Но рукам твоим не суждено обагриться кровью матери. И я верю, что если ты останешься тверд на путях своих, то труды твои увенчаются успехом, и не далее, как по истечении девяти лет Бритомартис много потеряет в могуществе своем.

Он с надеждой глянул мне в глаза:

— Не обмани упования мои. Ибо если ты окажешься слаб — то не знаю, на кого ещё мне опереться! И придется мне, законному владыке этих мест, уступить брату Посейдону! Будто мало ему водных просторов! И будет Бритомартис смеяться надо мной и поносить меня перед олимпийскими богами!

Он не мог бы подобрать слов, сильнее язвивших мое сердце. И в позоре отца буду виноват я! Потому что побоялся защитить его права перед могучим Посейдоном и Диктиной. И в моем царстве будут приноситься мерзкие человеческие жертвы и совершаться мрачные, зверские обряды. И я, сын Зевса, буду покорен Пасифае, дочери Гелиоса, — так же, как гордый Астерий склонялся перед моей матерью. Но за дела мои ответ придется держать всему острову — старикам, что прожили десятилетия в благоговейном почтении перед Бритомартис, детям, которые еще не знают ничего о сотворивших нас. А на что способны разгневанные боги, я знал.

Я отстранил руку Зевса, встал, прошелся по пещере, решаясь. И, наконец, решившись, произнес.

— Отец! Хорошо… Твой сын не предаст тебя. Если хочешь, то поклянусь тебе именем Аида, которому рано или поздно окажусь подвластен. Но и ты обещай мне…

Я посмотрел на Зевса, собираясь с силами, чтобы голос мой звучал как можно тверже. До сей поры мне приходилось лишь просить у богов. Но теперь я требовал и не собирался уступать.

— Ты вправе просить у меня обещаний, — подбодрил отец, — и я сдержу их, коли это окажется в моих силах.

— Хорошо. Пусть гнев Бритомартис падет не на мой остров, но на меня! — выдохнул я. В голубых глазах Зевса мелькнула тревога, сменившаяся неподдельной болью.

— Это не под силу тебе? — спросил я, скалясь в нехорошей усмешке.

— Подвластно, — обреченно выдохнул Зевс. — Но одумайся, ты не знаешь, какое бремя взваливаешь на свои плечи.

— Я всего лишь твой сын, — запальчиво повторил я его слова.

— Мой любимый сын, — Зевс обнял меня, прижал к груди. — Мой маленький, отважный сын. Глупый мальчик, что намерен сгореть без следа.