Минная гавань - [37]

— Крепись, ребята! — подбадривал замполит боевые посты. — Выручать идем своего же брата матроса. Вы уж не подведите.

Но моряки и без того старались изо всех сил. Весь экипаж будто пришел в согласное движение, воспрянул духом, поборов муторную качку. Казалось, никогда прежде единение людей не достигало здесь такой надежной прочности, никогда еще вахту не стояли так добросовестно, а команды не исполняли так безукоризненно и четко. Общая цель рождала единственное желание: выжать из техники все возможное, чтобы, выиграв время, опередить надвигавшуюся смерть.

К острову тральщик подходил, когда чуть занялся хмурый рассвет. Ветер немного поутих, но волна все еще оставалась крупной. О том, чтобы пришвартоваться к пирсу, не могло быть и речи — не позволяла отмель. К тому же у береговой черты просматривались выступавшие из воды камни.

На ходовом мостике промозгло и ветрено. Несмотря на шерстяной свитер и теплую меховую куртку, Ледорубова донимала дрожь. Хоронясь за ветробойным стеклом, он делал энергичные, резкие движения руками, плечами, корпусом. Доктор, подняв ворот шинели, нетерпеливо пританцовывал рядом, поколачивая ногой об ногу. В руках он держал чемоданчик с хирургическими инструментами и различными медикаментами. Все ждали решения командира.

Приблизившись, насколько это было возможно, к берегу, Пугачев поднес к губам заиндевевшую головку микрофона.

— Гребцов — в шлюпку! Шлюпку — к спуску! — раздался его голос, усиленный корабельной трансляцией.

Боцманская команда закопошилась у четырехвесельного ялика. Дюжий Глушко, покряхтывая, пронес на руках бензиновый мотор и принялся подвешивать его на корме шлюпки.

— Действуй, Захарище, — Семен легонько двинул своего приятеля кулаком. — Только не рискуй без толку. А то знаю тебя…

— О чем ты говоришь? — Захар поглубже нахлобучил шапку. — Идем не прогулки ради…

— Правее, правее все время бери, а то ветром снесет вашу скорлупу в сторону от пирса, — напутствовал Пугачев, когда ял спускали за борт.

Коснувшись воды, шлюпка заплясала у корабельного борта, удерживаемая на пеньковых фалинях. Рассерженно фыркнул и застучал мотор.

— Отваливай, боцман, — распорядился Захар, поудобнее усаживаясь на корме рядом с мичманом Глушко.

Шлепнули по воде разом отданные фалини, и шлюпка рванулась под уклон волны, словно застоявшаяся лошадь.

— Глядите-ка, на пирсе нас уже встречают, — возбужденно сказал доктор, он приподнялся с банки и замахал руками.

— Да сидите же вы! — Ледорубов рассерженно придавил его плечо рукой. — Не хватало еще вывалиться за борт.

— Ох, как тихо идем, — сокрушался доктор, поколачивая кулаком в кожаной перчатке по привальному брусу.

— Это вам не мотоцикл, — буркнул Захар, — на всю железку не выжмешь.

К берегу шлюпка приближалась не кратчайшим прямым путем, а по огромной дуге: ветром ее постоянно сносило в сторону. Однако у боцмана Глушко был верный глаз. Пирс, вырастая в размерах, медленно наваливался. Слышны стали голоса людей, которые что-то кричали.

По днищу царапнуло. Боцман выругался и резко переложил руль на борт.

— Стоп машина! — крикнул он. — Дальше нельзя. Впереди камни — днище можем проломить.

— Позвольте, но как же быть? — всполошился доктор. — Какие-нибудь двадцать метров…

— Не беспокойтесь, — сказал Глушко, — здесь мелко. Можно и пешком…

Ледорубов с сожалением отметил, что хирург одет довольно легкомысленно — щегольская, тонкого сукна шинель, модные хромовые ботиночки. Не говоря ни слова, Захар взял увесистое вальковое весло и принялся промерять им дно. Потом так же молча, держась руками за привальный брус, перевалился за борт. Вода поднялась ему чуть выше пояса. Нестерпимо студеная, она сперва ожгла, потом будто омертвила его леденящим холодом. Ледорубов шевельнул ногами и решил, что все в порядке: можно двигаться. Стыков попытался было следовать за ним, но Захар лишь отмахнулся, — мол, один справлюсь. Он протянул руки, чтобы подхватить доктора.

— Не мешайте, я сам, — возразил майор, собираясь ступить в воду.

— Дайте его, — раздраженно потребовал Захар. — Ведь окоченеет, а ему оперировать надо.

Глушко бесцеремонно заграбастал сопротивлявшегося доктора и передал его на руки Ледорубову.

— Пустите же, в конце концов! — бушевал доктор, пытаясь вырваться. — Ваша галантность не к месту. Что я вам, женщина?

Но Захар держал его крепко. Почувствовав бесполезность своих усилий, доктор смирился.

— Сказали тоже, «дайте его», — передразнил он Ледорубова, — будто я вам какая-нибудь вещь.

— Не разговаривайте, — с натугой выдавил из себя Захар, осторожно нащупывая ногами скользкое каменистое дно. — Глупо возражать.

— Вот и не возражайте, — проворчал доктор, который, видимо, имел привычку последнее слово оставлять за собой.

Доктор оказался не очень тяжелым, но вес добавлял чемоданчик с инструментами. Напрягаясь, Захар ступал по дну с такой осторожностью, с какой мог бы идти молодой неопытный отец, держа на руках новорожденного ребенка.

«Только бы не поскользнуться…» — это было единственным желанием Захара.

Колыхавшаяся вода мелела с каждым шагом, но идти становилось все труднее. К ногам будто приковали цепями двухпудовые гири, которые приходилось волочить за собой. Двигаться мешала намокшая одежда.