Минная гавань - [110]

Через минуту скрипнула кремальера. Невысокий, кругленький матрос неслышно и мягко прошмыгнул по центральному — будто колобок прокатился. Вскоре Гущин вернулся, держа в руках пилотку, полную душистых ржаных сухарей. Проходя мимо, Гущин благодарно улыбнулся и, показав глазами на пилотку, прошептал:

— Не хотите?

Владимир усмехнулся, но сухарь взял. Матрос не уходил, не то собираясь о чем-то спросить, не то надеясь, что спросят его самого. Линьков кивнул на разножку подле себя, и Сенечка охотно сел. Матрос молчал, сосредоточенно и преданно глядя на Линькова.

Похрустев сухарем, Владимир нашел что спросить.

— У вас, Гущин, есть девушка?

— Девушка? — переспросил Сенечка не столько удивленно, сколько по своей неотвязной привычке. — Никак нет. — Он густо покраснел, вспомнив о чем-то, и признался: — То есть была.

— Почему же «была»? — уже заинтересованно и совсем не думая о том, уместно ли его любопытство, спросил Линьков.

— Обычное дело, — с бывалым видом, не переставая жевать сухарь, сказал Гущин, — замуж вышла, пока я по морям тут…

Он принялся обстоятельно рассказывать историю своей любви, стараясь убедить Линькова, что ничего серьезного в этом не было и потому он так спокоен.

«Все-то сочиняешь ты, братец», — подумал Владимир, когда понял, что излишнее пренебрежение, с каким Гущин рассказывал о своей девушке, говорит как раз о его обиде на нее. И ему стало жаль своего матроса. Линьков с усилием провел по своим широким небритым скулам ладонью: хотелось избавиться от знакомой навязчивой музыки.

— Теперь, наверное, жалеете, что встречались с ней, с той самой?..

— Совсем нет, — обманывая себя, убеждал Линькова Гущин, — приятно, когда есть что вспомнить.

— Вот и у меня было что вспомнить… — сознался Владимир.

— А что?

— Да так, разное… — Владимир нервно вздрогнул, когда тяжелая холодная капля конденсата угодила ему за ворот. Недовольно поморщившись, полез в карман за платком.

Догадавшись, что расспрашивать больше не стоит, Гущин извинился и вышел в первый отсек.

Прошло еще полчаса. До побудки оставалось несколько минут. Владимир делал очередную запись в вахтенном журнале, когда упругий толчок встряхнул корабль. Корпус мелко задрожал, будто через него пропустили заряд электрического тока. Начал расти дифферент на нос. И все, что могло двигаться, повалилось и покатилось к носовой переборке. Владимир хотел было рвануться по наклонной палубе к клапанам аварийного продувания, но боцман-сверхсрочник, не устояв на ногах, навалился на него всем телом, что-то выкрикивая и отчаянно матерясь. Показалось, что лодка едва не камнем падает на грунт… Пройдет еще мгновение, и корпус, не выдержав глубинного давления, хрустнет, как скорлупа грецкого ореха. Электрический свет меркнул. Владимир закусил нижнюю губу, бессильный что-либо предпринять…

Но вот дифферент сам собой начал выравниваться. Ярче вспыхнул свет. Скинув с себя закряхтевшего боцмана, Владимир глянул первым делом на глубиномер. И не поверил собственным глазам — стрелка показывала ту самую глубину, на которой лодка шла все время, не меняя курса.

В центральный, в одних трусах, тощий, взъерошенный и маленький, вскочил Юрков. Владимир сдавленным голосом доложил ему обстановку.

— Людей проверьте всех поименно! — потребовал Николай Петрович.

К счастью, жертв не оказалось и механизмы были в исправности. Лодка остановилась на жидком грунте.

Только теперь Юрков опомнился, заметив, что предстал перед подчиненными почти нагишом. И ему стало неловко за свою незагорелую волосатую грудь и за тонкие, по-женски аккуратные руки. Форма всегда скрашивала его низкорослую, невзрачную фигуру, придавая ему если не атлетический, то вполне внушительный, официальный вид. Пока вестовой не принес из каюты одежду, командир старался ко всем держаться боком. Лишь надев китель с погонами капитана второго ранга, Юрков вновь почувствовал себя уверенным и сильным.

— Говорите, сразу стал изменяться дифферент, а глубина — прежняя? — переспросил Юрков, дрожащей рукой смахивая пот со лба.

— В том-то и дело, — возбужденно говорил Владимир. — Можно подумать, что Нептун схватил нас за корму, тряхнул и держит…

— Держит, держит… — соображал Юрков, сцепляя и расцепляя растопыренные пальцы. — Вероятно, влипли в рыбачью сеть, — предположил он. — Всплывать рискованно, где-то рядом корабли поиска. Можем легко обнаружить себя. Прикажите готовить водолазов к выходу за борт.

— Разрешите мне, — попросил Владимир.

Юрков строго посмотрел на него и ничего не сказал.

Владимир понял, что командир не возражает.

— Возьму с собой Чеснокова? — предложил он.

— Берите, — согласился командир. — И прошу вас: будьте особенно осторожны. С глубиной шутки плохи…

Через десять минут Линьков и Чесноков стояли в гидрокомбинезонах и прилаживали на себе кислородно-дыхательные аппараты. Одеваться им помогал механик. Илья Фомич экономно смочил ватный тампончик спиртом из пузырька и протер — сначала Владимиру, потом старшине — загубники. Веселый Чесноков подмигнул стоявшим поблизости дружкам. Он вожделенно понюхал свой загубник, для большей убедительности лизнул его и страдальчески поморщился, точно опрокинул в рот рюмку водки. Механик предостерегающе крякнул и упрятал пузырек со спиртом в задний карман широченных брюк. Чесноков притворно хмыкнул. Матросы снисходительно улыбнулись.