Министерство по особым делам - [52]

Кадиш пытался поделиться с Лилиан своим опытом, своими соображениями насчет чиновничьих кабинетов, насчет иерархии, объяснить, почему идти выбранным ею путем бесполезно.

– Дай мне обещание, – сказала Лилиан, – мы будем действовать только в рамках закона. Никаких надгробных плит, никаких сделок. Никаких контактов с преступным миром, никаких гениальных идей. Пока нам не вернут сына, ты – образцовый гражданин.

В каждом полицейском участке – точно так же, как и в первом, – Лилиан требовала показать ей камеры предварительного заключения, и кое-где ей пошли навстречу. Кадиш был убежден, что хождение по камерам до добра не доведет, в какую-то их просто-напросто запрут, и один полицейский и правда посмотрел на него с нескрываемой злобой. Кадиш изо всех сил старался делать все, как того хотела Лилиан. Но это была не более чем уступка, Лилиан же решила, что он с ее стратегией согласен. Отчасти потому, что считала это единственно логически верным путем, а отчасти потому, что Кадиш, как ей казалось, в глубине души понимает: его начинания сплошь и рядом оканчиваются провалом. Когда наступил вечер и уже ничего нельзя было предпринять, она сказала Кадишу:

– Даже мне пора домой.

Тут Кадиш и застал ее врасплох, предложив для разнообразия пойти его путем.

– Что еще за путь? – удивилась Лилиан.

– Окольный, правой рукой через левое ухо. По мне, он самый надежный.

Говорить шепотом в запаркованной машине на пустынной улице – казалось бы, излишняя предосторожность. Тем не менее Лилиан понизила голос до шепота.

– Тебе с совой конкурировать, Кадиш, – все дела по ночам. Не знаю, но шастать украдкой, под покровом темноты – едва ли это пойдет на пользу Пато. Нас могут неправильно понять.

– Мы пока не знаем, виновен он в чем-то или нет. – Кадиш и сам перешел на шепот. – Дела пока что нет – доказывать нечего. Ты все валишь на меня…

– Ничего я на тебя не валю.

– Валишь, а я обвиняю Рафу. Это все он замутил, а загребли Пато.

Лилиан не стала отвечать. Смотрела в окно на заброшенный дворик, на воротах висела табличка: ПРОДАЕТСЯ. Дворик был выложен плиткой в шахматном порядке, она всегда о таком мечтала. Будь у них деньги, из этого дома можно было бы сделать картинку.

– Его лучшие друзья смылись – это как? – вопрошал Кадиш. – Рыльце в пушку, так надо понимать? Что-то натворили? – Кадиш дал Лилиан возможность ответить. Но она не удостоила его ответом, и тогда он перестал шептать и заорал: – Ты же с этим согласна, иначе ты бы не сидела здесь! Сидишь и ждешь вместе со мной! Согласна? Иначе сидела бы не здесь, а дома.

Лилиан все еще шепотом ответила:

– Я делаю что могу. А что дома – только спать.

Кадиш включил фары и осветил вход в круглосуточный книжный магазин в соседнем квартале, за которым они наблюдали. Отъехав, он повел машину к бару возле Обелиско – там, по словам Рафиной матери, часто бывал ее сын. Когда они доехали, Кадиш выставил в окно локоть и расположился поудобнее. Выбросил сигарету в канаву, расслабился. Приготовился ждать – ожидание теперь определяло их жизнь.

– Как лицо? – спросил он.

– Иногда думаю: лучше бы оставила как было. И мой нос наводил бы ужас на всех, кто нам встретится, – вот тебе и польза. Наша собственная маленькая хунта – я и мой нос. Пара обломков, ходим по городу и пугаем народ.

Из-за угла отеля «Суипача» вышел, проталкиваясь сквозь толпу, парень. Руки в карманах, сутулится, будто голова тянет его вниз. Лилиан узнала парня первой. Сколько раз она подкармливала этих ненасытных мальчишек, они же все как один худющие. Лилиан указала на него, и Кадиш выскочил из машины, пошел через дорогу.

Кадиш посмотрел направо, налево – может, тут кто-то еще, кроме Рафы? Он пересекал улицу наискосок – так, словно шел по воде, по льду или по широкому полю. Парень был явно погружен в себя. Как можно не заметить, подумал Кадиш, что прямо на тебя направляется человек?

Сейчас Кадиш не крался, шел быстро – собираясь стирать имена на кладбище, он вел себя куда осмотрительнее. Тем не менее Рафу он застал врасплох. Эти парни готовы без устали болтать об энергии, об аурах – казалось бы, кому, как не Рафе, почувствовать, что на него направлены отрицательные и очень недобрые вибрации. Но он заметил Кадиша, лишь когда столкнулся с ним.

Кадиш врезался Рафе в торс, отвернув голову, ударил его могучим плечом. Вложив в удар весь свой вес, отшвырнул парня к кирпичной стене и, насколько хватало роста, прижал к ней лицом.

– Пато Познаня знаешь, ты его друг?

– Нет, – пробурчал Рафа – он только что не поцеловал стену, так Кадиш его припечатал.

Кадиш нагнал на парня страх, но после стольких часов безнадеги оно и неплохо. Собственно, это была первая возможность сорвать на ком-то злость. Наверное, поэтому Кадиш был груб, поэтому прижал Рафу так, что даже услышал, как тот проехался лицом по стене.

– Ты не знаешь его, – сказал Кадиш. – Зато я знаю тебя. – Он чувствовал, как у парня бьется пульс. Его кадык под рукой Кадиша ходил ходуном. Держать парня было трудно: от испуга он вспотел. – Я, – сказал Кадиш, – отец Пато. – И слегка ослабил хватку.

– Вы точно его отец? – спросил Рафа. – Если вы и правда его отец, задайте-ка вопрос еще раз.