Милый Ханс, дорогой Пётр - [6]
Пройдя этот хитрый и явно запретный путь, остаюсь и впрямь один, а спутниц моих и след простыл. Только костюмы с платьями подозрительно шевелятся здесь и там как живые. И голоса уже, голоса: “Смотри, нет, ты смотри! Какое! А это? Вот это!”
И Элизабет, Валенсия, и опять Элизабет… То профиль мелькнет за манекеном, то нога в ослепительной туфле блеснет. Порознь мы, а все равно вместе. И голос властно зовет:
– Какаду, ты где там? Ну-ка! Сюда!
Валенсия спиной ко мне в проходе в трусах. Продела сверху руки, а вниз платье никак, в плену застряла.
– Запропастился! Помогай! – командует.
Платье узкое, а влезть охота очень, по отчаянным попыткам судя. Шепчет в лихорадке: “Влезу! Надо! Давай!” Включаюсь, и бюст кое-как преодолеваем, но дальше хуже, проблема уже с задом. И так мы, и сяк, а никак. И еще она недовольна:
– Не рви, ты чего, я рвать просила? Тяни!
Опять пробуем. Оборачивается, требует:
– Трусы снимай, ну? С меня трусы, с меня, оглох? Давай!
Подчиняюсь. Трусы падают на пол, и непреодолимый зад вспыхивает белизной, и даже глаза манекена зажигаются.
– Эй, ты там застыл чего? Не видел, что ли?
– Давно.
Ягодицы подрагивают у меня на ладонях как живые.
– Забудь. Тяни.
Влезла. Нежная такая сзади, а обернулась, и лицо суровое, будто не ее, и губы жестко сжаты.
– Я должна, Какаду. Я буду танцевать. Буду.
Полуголая Элизабет тут же вламывается в закуток с горящим взглядом, хватает Валенсию, увлекая за собой:
– А я себе такое! Давай! Я выбрала! Упадешь!
Мне объясняет:
– Мы платья себе на сцену, потом вернем!
– Да потом сами подарят! – не сомневается Валенсия.
Еще раз-другой они являются передо мной в безумии и столь же стремительно исчезают. Невидимо где-то стучат по полу голые пятки, костюмы с платьями вздымаются здесь и там. Волны гуляют по магазину, как при шторме.
И вот предстают неотразимо в своих нарядах. Молодые, полные сил и желаний смелых самых. А ноги, само собой, выделывают па, синхронно туфли сверкают.
Я припадаю на колено, руки раскидываю в перстнях, давно не было. И они в радости от моей радости:
– О, что это? Это что-то вообще невиданное! Что это и кто это? Сладострастный старикашка, он кто?
– Не старикашка он! Повелитель наш! Мы на все, повелитель, на все готовы!
– Да он мустанг, мустанг! Затопчет! Ой, мустанг, не надо! А грива, смотри какая!
А я все с распростертыми руками перед ними, не дрогнув.
Это так необычно, что они вдруг обычные. Что, кажется, мы даже незнакомы, и я робею, когда обнимаю их. Никакие не тангеры лихие – женщины две с усталыми лицами, в непарадных юбках да блузках, от пота мокрых. Смущаются, что немолодые, а больше еще от прикосновений моих, будто прохожий подошел и тискает. Об этом и речь:
– Какаду, мы не можем. Мы стесняемся, имеем право.
– Почему это?
– Потому что “Я и две моих тетки!” – смех вообще и грех. И ты нас сам стесняешься.
– Ерунда какая.
– Да мы перед тобой будто голые, не ерунда. Какаду, а очень мы неуклюжие?
В общем, после веселья как похмелье горькое. Передо мной они какие есть. У меня один ответ:
– Болео! Болео супер!
Свободная нога Элизабет колеблется вдоль пола. И нога Валенсии то же самое, только на высоте.
– Выше! Супер, сказал!
– Изволь, милый!
– Не вижу!
– Убери нервы, Какаду!
– Принято. Барридос! – не унимаюсь.
И сдвигаю по очереди мокасином их каблучки, это знак. Да просто сбиваю нетерпеливо – не я, нога моя.
– Грубишь!
Сердятся, вращаясь одна за другой, как заведенные. Нет, остановились и за свое опять:
– Какаду, мы правда ведь незнакомы. Если столько лет не виделись.
– Знакомиться не обязательно, вы танцевать приехали.
– Тоже считаем. Во вред даже. Тем более прошлым знакомством по горло сыты, извини. Лучше не вспоминать.
– А то, не дай бог, забудем, зачем приехали!
Наперебой они. Только заткнуть скорей, продыху не дать:
– Хиро!
Послушно обходят меня кругами, как пони, а куда деться, и я кручусь волчком, моя теперь очередь.
Втроем в репетиционной. И до упаду. На ногах уже не стоим, на которых танцуем. А гармошки всё наяривают, подгоняют. Из компьютера бандонеоны, но здесь будто оркестр, в углу вон том или в этом, или, может, за спиной, только невидимый. А за окнами ни огонька, тьма кромешная.
– Так всю ночь и будем?
– Будем. Барридос!
Тут сбой. Жизнь вторгается.
– Валенсия, бледная ты. Отдохнешь, как?
– Да не устала я, с чего ты?
– Тогда я устала, всё.
Это между собой они. И на пол прямо повалились, сели.
– Спасибо, Элизабет.
– Твоя всегда. Какаду, минута. Засекай.
На часы всерьез смотрю:
– Пошла.
Сидят, ноги вытянув, и вены друг у дружки рассматривают.
– Да ну, у меня хуже еще было, убрала. С хирургом повезло.
– Дашь?
– Твой, считай.
– А как мы?.. Ты вообще где, в городе каком?
Обнимаются, развеселились. Валенсия, как всегда, без улыбки, как-то у нее получается. Еще украдкой меня разглядывают и шепчутся, обсуждают, какой я.
– Какаду, да ты сам колченогий!
– Иди в города играть!
– К нам, Какаду!
Одна жизнь другую отодвинула, и главная какая, не понять уже. Ведь они еще и меня к себе затянули, за брюки стали тащить, и сложился я, на полу уже с ними, всё. И пальцем, как в гипнозе, вожу по венам Элизабет вслед за Валенсией, вот так даже.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя кинодраматурга Александра Миндадзе широко известно зрителю. Творчество его отличает острое чувство современности, глубокий психологизм, умение в яркой метафоричной форме рассказать о сегодняшней жизни. Фильмы, снятые по его сценариям режиссером В. Абдрашитовым, — «Парад планет», «Остановился поезд», «Плюмбум», «Слуга» и другие — привлекают внимание и критики и многочисленных зрителей, вызывают дискуссии у нас в стране и за рубежом. Издание иллюстрировано. Для широких кругов читателей.
Николае Морару — современный румынский писатель старшего поколения, известный в нашей стране. В основе сюжета его крупного, многопланового романа трагическая судьба «неудобного» человека, правдолюбца, вступившего в борьбу с протекционизмом, демагогией и волюнтаризмом.
Творчество болгарского писателя-публициста Йото Крыстева — интересное, своеобразное явление в литературной жизни Болгарии. Все его произведения объединены темой патриотизма, темой героики борьбы за освобождение родины от иноземного ига. В рассказах под общим названием «Зерна гранита» показана руководящая роль БКП в свержении монархо-фашистской диктатуры в годы второй мировой войны и строительстве новой, социалистической Болгарии. Повесть «И не сказал ни слова» повествует о подвиге комсомольца-подпольщика, отдавшего жизнь за правое дело революции. Повесть «Солнце между вулканами» посвящена героической борьбе народа Никарагуа за свое национальное освобождение. Книга предназначена для широкого круга читателей.
В сборник вошли три повести современных писателей Кубы: Ноэля Наварро «Уровень вод», Мигеля Коссио «Брюмер» и Мигеля Барнета «Галисиец», в которых актуальность тематики сочетается с философским осмыслением действительности, размышлениями о человеческом предназначении, об ответственности за судьбу своей страны.
Антон Долин — кинокритик, главный редактор журнала «Искусство кино», радиоведущий, кинообозреватель в телепередаче «Вечерний Ургант», автор книг «Ларе фон Триер. Контрольные работы», «Джим Джармуш. Стихи и музыка», «Оттенки русского. Очерки отечественного кино». Современный кинематограф будто зачарован советским миром. В новой книге Антона Долина собраны размышления о фильмах, снятых в XXI веке, но так или иначе говорящих о минувшей эпохе. Автор не отвечает на вопросы, но задает свои: почему режиссеров до сих пор волнуют темы войны, оттепели, застоя, диссидентства, сталинских репрессий, космических завоеваний, спортивных побед времен СССР и тайных преступлений власти перед народом? Что это — «миражи советского», обаяние имперской эстетики? Желание разобраться в истории или попытка разорвать связь с недавним прошлым?
Антон Долин — журналист, радиоведущий, кинообозреватель в телепрограмме «Вечерний Ургант» и главный редактор самого авторитетного издания о кинематографе «Искусство кино». В книге «Оттенки русского» самый, пожалуй, востребованный и влиятельный кинокритик страны собрал свои наблюдения за отечественным кино последних лет. Скромно названная «оттенками», перед нами мозаика современной действительности, в которой кинематограф — неотъемлемая часть и отражение всей палитры социальных настроений. Тем, кто осуждает, любит, презирает, не понимает, хочет разобраться, Долин откроет новые краски в черно-белом «Трудно быть богом», расскажет, почему «Нелюбовь» — фильм не про чудовищ, а про нас, почему классик Сергей Соловьев — самый молодой режиссер, а также что и в ком всколыхнула «Матильда».
Ираклий Квирикадзе, культовая фигура российского кинематографа, автор сценариев к фильмам “Кувшин”, “Пловец”, “Лунный папа”, “1001 рецепт влюбленного кулинара”, “Лето, или 27 потерянных поцелуев”, преподаватель Высших курсов сценаристов и режиссеров, постоянный автор журнала “Story”. В последние годы живет в Москве, работает в США, Франции, Германии, Грузии и России.В книге “Мальчик, идущий за дикой уткой” в поэтичной и одновременно эксцентричной манере, столь близкой его искусству, он рассказывает о своей жизни и о кино: старый Тбилиси, Москва, Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Мальта; Сергей Параджанов, Федерико Феллини, Милош Форман, Пьер Ришар, Никита Михалков, Георгий Данелия, Рустам Хамдамов…