Милые чудовища - [11]

Но вот закончились посетители сэра Бенедикта и начались посетители Анфисы Ксаверьевны. Когда криптозоолог вышел в гостиную, где Глаша сервировала чай с пышными пирогами, на которые доктор взглянул крайне осуждающе, там в одном из кресел нога на ногу уже сидел невысокий, не особо примечательной внешности человек в сером в полоску костюме, скроенном по последней моде.

– Хлыщев Модест Дионисович, – протянул он руку сэру Бенедикту, вставая, и растянул губы в такой ослепительной улыбке, что иностранец поспешил взять обратно свою мысль о непримечательности. – Не надо, не надо, Анфиса Ксаверьевна мне уже о вас рассказала.

Брут пожал протянутую ладонь и сел в кресло, предварительно собственноручно налив себе чаю, так как домовладелица отлучилась на кухню проверить приготовления к ужину.

Модест Дионисович тоже сел, демонстративно покачал желтым ботинком, зверски зевнул, и его узкая холеная ручка не смогла прикрыть пасть, которой позавидовал бы не только светский лев. Заметив невольное восхищение в глазах иностранца, он истолковал его по-своему и вновь жемчужно улыбнулся.

– Извините, сегодня до шести утра не ложился, – сообщил он. – Пойдемте покурим?

– Я не курю, – равнодушно бросил криптозоолог.

– Так и я не курю, – многозначительно, с оттенком легкой угрозы, ответил странный гость и вновь расцвел в великолепной улыбке.

Это сообщение, казалось, заинтересовало иностранца, и он с готовностью поднялся из-за стола, чтобы выйти в сад.

Как только двое мужчин скрылись из поля зрения окон гостиной первого этажа за кустами сирени, улыбка исчезла с лица Модеста Дионисовича бесследно.

– Это моя вдова! – тут же прошипел он, беря непрошеного жильца за нижнюю пуговицу атласного жилета. – Не смейте мешаться у меня под ногами.

Брут посмотрел на него сверху вниз, и теперь уже на его лицо наползла весьма ядовитая усмешка.

– Боюсь, что с моим ростом это физически невозможно.

– Да брось ваньку валять! Говорю тебе, это моя вдова, я ее уже второй месяц пасу!

– Зачем мне валять какого-то Ивана? И какое отношение это имеет к выпасу Анфисы Ксаверьевны, разве она овечка? Энд ай бег ё пардон[10], но на ней не написано, что она ваша.

– Это пока! Пока не написано!

– Ну так идите и напишите. – Сэр Бенедикт указал на дом. Для человека, не понимавшего или делавшего вид, что не понимает русских идиом, предложение было излишне образным.

– Слушай, друг, – белоснежная, словно императорский фарфор, улыбка вернулась на лицо франтика, – одолжишь пятьсот рублей? А я уж честь по чести и предложение руки, и свадебку… А ты тогда занимай этот флигель хоть целиком.

Бенедикт Брут в очередной раз призадумался.

– Ноу-ноу-ноу, итс импосибл[11], – наконец решил он, а затем неожиданно оттолкнул руку Хлыщева от своей пуговицы и, что еще более удивительно, приобнял ошеломленного Модеста Дионисовича за плечи. – Но вы, мой юркий друг, можете их заработать…

– Как? – тут же наклонился к нему бойкий воздыхатель Анфисы Ксаверьевны.

Скорость, с которой он отреагировал на столь неожиданное предложение, заставляла подозревать, что получать деньги за сомнительные поручения ему не впервой.

– Мне нужен… – Доктор пощелкал пальцами, пытаясь подобрать нужное слово, но скоро сдался. – Гайд.

– Гад?! – вспыхнул оскорбленный до глубины души Модест Дионисович.

Брут еще пощелкал пальцами для улучшения памяти и словарного запаса – на этот раз упражнение помогло.

– Чичероне, – перешел он вдруг на итальянский, а затем в порыве внезапного озарения воскликнул: – Проводник!

– По Князьгороду, – понимающе кивнул белозубый франтик и перешел на какой-то особый, сиропный, тон: – По злачным местам-с? Это можно. Знаем-знаем…

Сэр Бенедикт осмотрел знакомца Анфисы Ксаверьевны с осуждением.

– По местам, где собираются состоятельные граждане города, способные позволить себе мои услуги.

Модест Дионисович первым вернулся в дом к остывшему чаю. «Во избежание подозрений», – как сказал он пониженным тоном криптозоологу. Сэр Бенедикт же пару минут полюбовался почти распустившимися кустами сирени, и только собрался уходить, как из-за этих самых кустов высунулась остроносая мордочка Матвея. Судя по здоровому румянцу на щеках, сын Анфисы Ксаверьевны пробыл в саду уже немало времени. А цепкий недетский взгляд говорил о том, что мальчик слышал большую часть нелепого разговора, состоявшегося между мужчинами.

– Я же говорил, что я забавный, – без тени смущения повторил ему сэр Бенедикт, ковыряя концом неотделимого от его персоны зонта только-только зазеленевшую клумбу.

– Я позволю вам остаться, если вы избавитесь от этих двоих, – очень серьезно объявил мальчик.

Криптозоолог не стал уточнять, каких «двоих» ребенок имеет в виду. Сэр Бенедикт задумался только на секунду, а затем протянул мальчику руку, унизанную перстнями:

– Дил[12].

– По рукам? – переспросил Матвей, налегавший в своем лицее все больше на немецкий, а втайне от маменьки изучавший идиш, армянский и еще пару северокавказских языков.

– По рукам, – подтвердил доктор, которого явно забавляла обстановка в доме, где ему довелось поселиться.

В недолгом вчерашнем разговоре Анфиса Ксаверьевна успела посвятить постояльца в суть своих материнских чаяний. Вдова пророчила сыну министерский пост. И сэр Бенедикт со свойственной ему проницательностью начинал подозревать, что зря.