Милость Господа Бога - [9]

Прошло еще несколько дней. Коун лежал под акацией, смотрел в небо и мечтал о том, чтобы выздороветь и снова жить. Кто-то появлялся, когда он забывался сном, и приносил фрукты, которые он постоянно находил возле себя красиво разложенными на цветущих ветках акации. Он заставлял себя грызть зубами какой-то горьковатый вязкий корень, чувствуя, что от этого ему становится легче. Он так похудел, что страшно было на себя смотреть. Легкий бриз оглаживал кожу, возвращая ощущение реальности, а когда он потрогал голову, то обнаружил, что на ней начинают отрастать волосы. Дождей, к счастью, в это время не было, только пару раз слегка моросило.

Каждый день появлялись свежие фрукты и корни маниоки. Если он просыпался до рассвета и лежал с открытыми глазами, чтобы увидеть своего благодетеля, то никто не приходил, и он оставался без своей порции, а если снова засыпал, то фрукты и кусок сахарного тростника оказывались на месте. Потом он целый день вспоминал и думал о том, кто приходил, мысленно благодарил его и мечтал с ним познакомиться.

Однажды утром, позавтракав фруктами, он почувствовал, что может подняться. Он с трудом встал и пошел к бассейну у водопада. Там он впервые после прибытия отпраздновал омовением начало жизни на острове, а теперь погрузился в воду, чтобы смыть с себя болезнь.

Потом, сидя на камне, он обсушился и надел шелковую рубашку доктора Бюндера, свои грубошерстные брюки и бело-голубые спортивные туфли. Возможно, Адам вполне удовлетворялся фиговым листком, но Коун любил изящную одежду.

Одевшись, он удобно уселся в кресло-качалку, но читать еще не мог: не было сил. Он закрыл глаза, надеясь заснуть, когда из кустов акации послышался шорох. На ветке сидел Буз и не обращал никакого внимания на своего бывшего друга и учителя. Буз сосредоточенно ел что-то похожее на сливу. У него на шее все еще болталась сделанная Бюндером повязка. Гибкими пальцами ноги он крепко обхватил ветку. Весьма внушительно для такого мальчишки выглядел свисающий ниже ветки пенис.

Заметив, что Коун смотрит на него, Буз взвизгнул и что-то быстро-быстро сердито затараторил кому-то пушистому, сидевшему под деревом. В нескольких словах Коун выразил радость по поводу возвращения шимпанзе и даже не упомянул о его странном внезапном исчезновении в первый день их прибытия на остров.

Он заметил, что лохматая шубка Буза была вся в клочьях и пятнах, а голова почти облысела. Он не был таким худым, как Коун, но видно было, что он тоже переболел.

В ответ на приветствие человека шимпанзе бросил ему один из плодов, которые он ел. Плод ударил Коуна по голове, от чего он едва не свалился с качалки. Буз еще пожевал, внимательно разглядывая Коуна, и наконец слез и направился к качалке.

* * *

В пещере Коуна была телефонная книга, которую он нашел на корабле. Он хранил ее в качестве «Книги Мертвых» и каждый день читал кадиш[5], называя очередной десяток имен. Он считал, что тот, кто действительно ценит жизнь, должен поминать мертвых. Для чтения кадиша требуется миньян[6] из десяти живых евреев, но, поскольку таковых не было, он решил, что не будет грехом, если это правило в столь нестандартном случае будет нарушено. Бог не обидится.

Бог ничего не сказал.

Коун читал кадиш.

В Мидраше[7] есть легенда о том, что, будучи в весьма преклонном возрасте, Моисей не хотел умирать и заявил об этом, хоть и вежливо, но довольно твердо.

— О! Творец Вселенной! Позволь мне уподобиться птице, несомой ветрами и собирающей хлеб свой насущный, чтобы к вечеру принести его в гнездо свое. Позволь мне быть как одна из Твоих птиц.

— Даже с учетом величайшей важности совершенного тобой, — ответствовал ему Господь, — вынужден заметить, что ты просишь невозможного. Если Я выполню твою просьбу, это перепутает Мне все на свете. Существует порядок. Одно за другим.

Коун читал кадиш.

Если мы от сотворения были обречены на такой ужасный конец, то зачем, спрашивается, Господь нас создал? Он, знавший все наперед!

— Чтобы служить отражением Его света, — говорили мудрецы. — Это давало Ему возможность ощущать собственное присутствие.

А один мудрец сказал так: «Чтобы вершить справедливость на земле. Или хотя бы попытаться ее совершить».

А Коун подумал: «Он был Творцом вселенной. При этом, каждый человек был для Него отдельной повестью жизни. Он любил, чтобы у каждой истории было свое начало и свой конец. Ему нравилось, чтобы конец каждой истории был основан на начале, а каждое начало — на каком-то окончании. Он с интересом наблюдал за тем, как развивалась каждая человеческая повесть, как она вкривь и вкось шла к своему завершению и пытался догадаться, что будет в конце. Было время, когда Он увлекался колоритными пассажами, в которых человечество разрывалось между добром и злом, но затем это Ему порядком приелось, потому что зачастую зло, не прилагая никаких видимых усилий, побеждало, торжествовало над добром. Не в результате борьбы, а из-за затруднительных ситуаций, из-за условий, возникших в результате несовершенства Его Творения. Человек был тонко задуман, но топорно сработан: в нем непрочно держалась душа.

Может быть, при следующей попытке?..»