Мило - [7]

На прощание они прошлись по Бордо, чувствуя на душе какое-то странное облегчение, будто нашли нужный выход. И тем не менее их угнетала мысль о предстоящей разлуке. Чтобы Мило мог позавтракать прямо в поезде, Коттино купил ему большой кусок ветчины, сыра, два яблока и два апельсина. У мальчика была тоже своя сумка, и, вернувшись в гостиницу, он сложил туда всю купленную еду.

За обедом Коттино рассказал о тетушке Ирме, которая в давние времена заботилась о нем, словно родная сестра.

— Сейчас она наверняка на седьмом небе от счастья, — заметил он. — Получила мое письмо и уже приготовила тебе комнату.

Моряку нужно было встать в половине четвертого, поэтому он распрощался с четой Буска и с их служанкой, расплатился по счету, после чего у него почти не осталось денег, и взял Мило за руку:

— Идем-ка спать. Надо хорошенько выспаться.

— Я встану вместе с тобой и провожу тебя, хорошо? — спросил Мило.

— На сей раз этого я тебе не позволю, малыш. Я категорически против! Я тебя сам разбужу, мы попрощаемся, и ты поспишь до семи часов. Завтра у тебя трудный день, и ты должен как следует отоспаться.

ГЛАВА VII

Мило проснулся от неожиданного трезвона будильника, который мосье Буска одолжил отцу.

«Ну да, — подумал он со смутной тревогой, — сейчас папа должен вставать!»

Он сел на кровати, и тут же его ослепил яркий свет электрической лампочки: отец только что протянул руку и повернул выключатель.

— Доброе утро, папа!

— Доброе утро, малыш. Не смей вставать.

Одним прыжком Коттино соскочил с кровати, натянул брюки и облил голову холодной водой.

— Папа, — умолял Мило, — разреши проводить тебя и побыть при отправлении судна!

— Я сказал тебе, Мило, нет. Сейчас совсем темно, и ты все равно не увидишь ничего, а меня — тем более. За час или два на набережной ты сильно продрогнешь, и я буду волноваться за тебя. Не упрямься, поспи до семи. Учти, я ставлю будильник на без четверти семь… Не забудь купить хлеба по дороге на вокзал.

Огорченный Мило не проронил ни звука, а Коттино, молча приведя себя в порядок, подошел к сыну и наклонился над ним.

— В общем, сынок, все идет как по маслу, — мягко сказал он ему. — Ты погреешься около трех месяцев на солнышке в Марселе, где мне никогда не приходилось бывать, хоть и плаваю я вот уже двадцать пять лет… Ну, а я… что ж, я тоже подобрал себе неплохое местечко… Правда, нам приходится расстаться, но, возможно, это в последний раз. Во всяком случае, нам не впервой разлучаться, и своего сыночка я уж как-нибудь не забуду, верно? Разве ты не моряк?

— Ну конечно! — заулыбался Мило, когда отец потряс его за плечи.

— В добрый час, сынок! — продолжал Коттино. — Билет твой при тебе? Где он? Мне хочется на него взглянуть.

— В кошельке, а кошелек лежит в брюках, в кармане.

Коттино проверил: билет был на месте.

— Отлично, — сказал он. — А теперь, малыш, давай-ка покрепче обнимемся, и я побегу. Позавтракаешь — и выходи из гостиницы в половине восьмого, чтоб прийти на вокзал за четверть часа до отхода поезда. Ну, прощай, сын! И сейчас же ложись спать!

Но Мило вскочил с кровати, обхватил отца за шею, и они крепко расцеловались.

— До свиданья, папа! Счастливого тебе плавания и особенно попутного ветра!

— Спасибо, дружок! Поцелуй за меня тетушку Ирму и почаще пишите. До свиданья, малыш, до свиданья! Развлекайся там получше…

Коттино стремительно вышел, и Мило, приоткрыв двери, едва успел разглядеть в темном коридоре промелькнувший силуэт отца…

Когда мальчик снова нырнул в постель, его обступила глубокая тишина; слышалось только тиканье будильника. Вот тогда-то он почувствовал себя никому не нужным, круглым сиротой, и на глаза его навернулись слезы.

А ведь он тоже мог отправиться на «Выносливом»!

И ему вдруг представилось, как он гордо и радостно вышагивает рядом с отцом по пустынным тротуарам города, торопясь к порту… Представил и… безудержно разрыдался, зарывшись лицом в подушку. Слезы облегчили его; он тяжело вздохнул, вытянулся на спине и подумал о поездке в Марсель, которая займет у него почти целый день. Припомнились ему и слова отца: «В общем, сынок, все идет как по маслу».

— Ну и дурак я! — разозлился он на самого себя. — Нечего было и реветь!

Он погасил свет и моментально заснул. Снилась ему тетушкина лавочка и громадный стол, заваленный газетами и журналами…

Грохот грузовика, промчавшегося по улице, разбудил Мило. Он взглянул на будильник: без четверти шесть. И тут же вспомнил об отце, о «Выносливом»… Интересно, снялось ли с якоря судно? Может, еще и нет? А если сбегать посмотреть? У него заколотилось сердце. Минут пять он колебался, потом, не раздумывая больше, вскочил, лихорадочно оделся, натянул на растрепанные волосы свой маленький баскский берет и, крадучись, чтоб никого не разбудить, выскользнул из комнаты.

Внизу, в зале, он наткнулся на Андриенну, которая собиралась подметать пол и поэтому составила стулья на столы.

— Доброе утро, Андриенна! — поздоровался с нею Мило. — Побегу посмотрю, ушло ли папино судно.

— Что ж, посмотри. Может, и успеешь, — ответила служанка.

Мило выскочил на улицу. Заря едва занималась, воздух был свеж и прохладен. Мальчик помчался вперед и через десять минут был уже на набережной, как раз на том самом месте, где еще вчера покачивался «Выносливый».