Мило - [57]

— А где же Кантрель? — спросил Мило.

— У себя дома, приятель. Он доверил тебя мне, а сам пошел на боковую.

— Я хотел бы попрощаться с ним и поблагодарить его!

— Будет сделано! Я передам ему твои пожелания послезавтра, когда он поедет в Марсель.

Мило быстро умылся под умывальником в гараже, пригласил сторожа в соседний бар и выпил там вместе с ним кофе с двумя булочками.

Потом, торопливо записав адрес: «Доставка срочных грузов Париж — Марсель» и фамилию Кантреля, он распрощался со сторожем, без труда добрался до Лионского вокзала, через минуту отыскал стоящий автобус «Лионский вокзал — Сен-Лазарский вокзал» и устроился на сиденье, поставив чемодан на колени. Автобус тронулся… Улыбающийся утренний Париж, который он лишь мельком увидел из окна автобуса, показался ему полным очарования и величия. На площади Бастилии он с радостью узнал Июльскую колонну, которую раньше видел на картинке в учебнике по истории Франции.

Перегон от Больших бульваров до Оперы оказался таким длинным, что он дважды осведомлялся у соседей, не проехал ли он вокзал. В этот час, когда парижане спешили на работу, автобус был битком набит, и Мило, притиснутый в угол сиденья, жадно осматривал все окружающее. Ему хотелось и побыстрее добраться до Руана, и вместе с тем провести несколько часов в Париже.

«Все зависит от железной дороги, — наконец решил он. — Я сяду в первый же поезд на Руан».

На вокзале он сразу побежал брать билет, который стоил двадцать семь франков семьдесят пять су, и узнал, что экспресс на Руан отходит в восемь тридцать. А сейчас было уже восемь двадцать!

Мило кинулся на перрон и едва успел вскочить в вагон. Уже сидя в вагоне, он клял себя, что не спросил, когда идет следующий поезд.

«Мне бы надо посмотреть Эйфелеву башню и заглянуть в Ботанический сад», — огорчался Мило. Но, подумав, решил: пожалуй, даже и хорошо, что он уехал сразу. Во-первых, Эйфелева башня была, наверно, очень далеко от вокзала, потому что он что-то ее не заметил, хотя она и высотою в триста метров. Ну, а потом… нечего ему расхаживать по Парижу руки в брюки… Интересно, как его примут Бланше в Руане? Конечно, Полетта писала ему, что отец охотно возьмет его учеником в типографию, но, может, она просто напутала, неправильно поняла отца? И чем ближе был Руан, тем больше росли его страхи и опасения.

В половине одиннадцатого поезд остановился на Руанском вокзале. Мило решил сдать чемодан в камеру хранения. Он считал, что неловко вваливаться к Бланше с вещами, словно навязываясь. Кстати, жили они почти рядом. Он, конечно, снимет себе под боком какую-нибудь комнатушку!

Дом и типография Бланше находились в квартале Старого рынка. Дверь их конторы выходила прямо на улицу, а рядом — ворота. Пройдя через ворота, сразу попадаешь в большой двор, украшенный цветником. Сама типография занимала застекленное здание слева и сообщалась прямым ходом с конторой.

Квартира Бланше, до которой надо было добираться по лестнице, идущей справа под сводом, располагалась на втором этаже и выходила окнами и на двор и на улицу.

Подойдя к дому, Мило остановился. Надо же хоть немножко успокоиться! И куда идти сперва? В контору, где сидит мадам Бланше, или через двор прямо в типографию, к мосье Бланше? И что надо сказать, когда войдешь?..

Но вдруг хорошо знакомый звонкий голос, в котором зазвучало радостное изумление, прервал его мучительное раздумье:

— Эй! Мило!

Это была Полетта, высунувшаяся из окна над конторой. Теперь Мило не колебался и ринулся вперед:

— Это я, Полетта! Здравствуй!

— Ну и отчебучил ты штуку! Входи в контору, там мама, а я сейчас спущусь!

И обрадованный Мило толкнул дверь конторы.

ГЛАВА LXXIV

Тринадцатилетняя Полетта Бланше была девочкой маленькой и хрупкой. Левая нога у нее была намного тоньше и короче другой. Правда, надевая теперь туфлю с толстой деревянной подошвой, она научилась ходить без протеза, опираясь на палку. Глядя на ее красивое, изящное личико и на копну пышных белокурых волос, нельзя было подумать, что ей трудно передвигаться.

Вся ее живость и энергия — чего она, в сущности, была лишена — проявлялись в ее гибком уме, в ее жестах, в ее темно-голубых глазах, то смеющихся и задумчивых, то насмешливых и ласковых. В общем, Полетта была жизнерадостным созданием. Когда-то мамаша Тэсто сказала Мило, что Полетта напоминает ей птицу с одной парализованной лапкой, которая, чтоб утешиться, вечно распевает громче всех.

Отойдя от окна, Полетта поспешила к лестнице и очень медленно, ловко и осторожно спустилась вниз. Когда она вошла в контору, Мило стоял перед ее родителями и что-то объяснял.

Мадам Бланше, маленькая, пухленькая и очень ласковая женщина, сохранила в свои сорок лет какой-то умиленно-детский взгляд. Мосье Бланше, высокий, лысый, сутуловатый мужчина, носил коротко подстриженную белокурую бородку и говорил низким, басовитым голосом. В разговоре у него то и дело проскальзывали насмешливые нотки, а в глазах — таких же светлых и даже светлее, чем у дочери, — прыгали лукавые чертики. Чувствовалось, что человек он властный, но вместе с тем и добрый.

Дети обнялись, Полетта, не дожидаясь, набросилась на Мило: