Милая - [63]
– Ты должна сделать это, мам. Напиши книгу. Людям она понравится!
Посмотрев на меня, Рита сказала:
– Еще до рождения Уилла я говорила, что хочу написать кулинарную книгу.
– Вы должны написать ее, Рита, вы восхитительно готовите. Уилл столько раз готовил для меня по вашим рецептам, а я все никак не наемся. Мне будет не хватать его, когда он уедет.
Едва эти слова слетели у меня с языка, до меня дошло, что Уилл еще ничего не рассказал родителям.
– Что значит «когда он уедет»?
Уилл присоединился к разговору:
– На Новый год я уезжаю в Калифорнию, я пробуду там около месяца. Я буду открывать шоу одной группы, она называется «Second Chance Charlie».
– Никогда не слышал о них. – Мистер Рэй-старший наконец решил поддержать беседу.
Уилл продолжал:
– Всего три концерта, я вернусь в Нью-Йорк в начале февраля.
– Это чудесно, милый, – улыбаясь, сказала Рита. Уилл не вдавался в подробности, и я знала почему. В этом просто не было никакого смысла. Его родители ничего не понимали в музыке и, вероятно, никогда не поняли бы. Для них это было все равно что говорить на иностранном языке.
Поднявшись на ноги, я протянула подарок Уиллу. Вынув из подарочного пакета записную книжку в черном кожаном переплете, он медленно погладил рукой обложку.
– Открой ее, – сказала я. На внутренней стороне обложки я приклеила черно-белую фотографию, сделанную Дженни четвертого июля, в праздник Декларации независимости, когда мы с Уиллом и Джексоном сидели на одеяле в Томпкинс-сквер-парке. Я откинулась назад и оперлась на руки, вытянула вперед ноги. Уилл положил голову мне на колени, одной рукой обнимал меня за талию, а другой гладил Джексона по голове. Все втроем мы смотрелись, как члены маленькой семьи, которые расслабяются, проводя время вместе. На первой странице записной книжки я написала:
Уилл!
В этой маленькой книжке ты можешь записывать свои мысли, или, может быть, тексты песен, или свои вдохновенные стихи. Все они удивительны и прекрасны, и мне очень повезло, что я была причастна к этому. Мне захотелось добавить сюда фотографию, как напоминание о том, что мы всегда будем ждать тебя дома, на случай если тебе, когда ты прославишься и все будут падать от тебя в обморок, понадобится сделать передышку… ты ведь знаешь, как хорошо я умею возвращать тебя с небес на землю…. ;) Но, серьезно, вся наша компания из кафе «У Келли» любит тебя, и мы очень гордимся тобой. Я знаю, что буду безумно скучать о тебе. Ты был самым большим утешением для меня с тех пор, как я переехала в Нью-Йорк. Ты был замечательным другом, ты был самым лучшим, и я не забуду этого.
Не забывай обо мне, ладно?
С любовью,
Миа
Прищурившись, Уилл посмотрел на меня и слегка покачал головой.
– Что? – сказала я.
Он посмотрел на родителей, потом опять на меня, сглотнул и сказал:
– Спасибо, Миа. – Приблизив губы к моей щеке, чтобы поцеловать, он прошептал: – Нам нужно поговорить.
Кивнув, я снова села на кушетку. Он наклонился, достал из-под елки коробку и протянул ее мне. Открыв ее, я увидела там черно-белую фотографию, на которой мы с Уиллом стоим на сцене во время фестиваля струнных инструментов. Это был снимок вне времени, он мог бы быть сделан в шестидесятых годах, чем особенно мне понравился. Мы оба, улыбаясь, смотрели на толпу очарованными глазами. Однотонная черная рамка была очень похожа на рамку на фотографии моего отца, висевшей в квартире, я поняла, что Уилл сделал это намеренно, чтобы добавить снимок к уже висевшим на стене. На обратной стороне рамки Уилл написал:
МИСТИЧЕСКАЯ АЛХИМИЯ
– В коробке есть кое-что еще, – сказал он. Опустив глаза, я увидела колье с круглой серебряной подвеской в виде цветка лотоса.
Посмотрев на него, я улыбнулась.
– Мне нравится.
– Это цветок лотоса.
– Я знаю.
– Он символизирует чистоту сердца и ума.
Я потянулась к нему и долго не выпускала из своих объятий.
– Спасибо. Ты так хорошо знаешь меня.
– Неужели? – прошептал он.
Отстранившись, я внимательно рассмотрела его лицо. Его губы изогнулись в улыбке, натянутой улыбке, а в глазах была грусть. Я немедленно надела колье и с тех пор не снимала его.
Весь следующий день прошел так, как будто все было прекрасно. Я знала, что по пути в Анн-Арбор у нас будет возможность поговорить, поэтому мы изо всех сил старались как можно приятнее провести время с его родителями. Когда мы мчались из Детройта на арендованной машине, Уилл на всю мощность включил группу «Adolescents» и подпевал им во все горло. В конце концов на песне «I Hate Children» я убавила громкость, поняв, что Уилл таким образом старается справиться с разочарованием, причиной которого явно были я и мой подарок.
– В чем дело, друг?
– Да, в чем дело, друг?
Ах, это был Уилл-неврастеник.
– Что ты имеешь в виду?
– Я не понимаю тебя. Этим все сказано. Сколько раз я должен повторять тебе? Что мне нужно сделать для того, чтобы доказать тебе, что я никуда не ухожу? Я уезжаю на один месяц, я вернусь и буду жить с тобой, господи! Ты, черт побери, мой лучший друг, Миа. Мне хотелось бы большего, и думаю, что ты понимаешь это. Ты – самый осторожный человек из всех, кого я когда-либо знал, хотя все, что ты чувствуешь, написано у тебя на лице, а ты даже не догадываешься об этом! Кем бы ты ни хотела видеть меня, я буду им. Другом? Прекрасно! Лучшим другом? Великолепно! Я буду им, потому что больше всего на свете хочу, чтобы ты была в моей жизни. Поэтому, черт возьми, прошу тебя, оставь свои мольбы не забывать тебя.
