Миксы - [43]

Он теперь уже не боялся света. Он ждал его и тянулся к нему.

И вот кончился последний дождь. Солнце начало припекать, и за несколько часов щепка почти высохла.

Валерик с тоской смотрел на лес, на листья деревьев, на которых догорали последние изумруды дождевых капель, и твердил про себя: "Уйди-уйди-уйди..." Проходившая мимо Лёля посмотрела на него и неуверенно улыбнулась: как человек, который услышал, что ему что-то сказали, но не расслышал, что именно.

И Валерик со всей очевидностью понял, что он опять здесь ничего не решает, а просто выполняет некую последовательность действий, которую непонятно кто утвердил. Словно миксомицет, миксамёба, которая обязана быть с кем-то вместе, и которая пыжится, испуская акрозин, и которая делает вид, что что-то себе выбирает, отказывая тому и этому партнёру, а на самом деле ограничена крошечной щепкой, за которую зацепилось определённое количество спор. И которая знает, что если не выберет ни одну из них, то станет просто расходным материалом в построении общего плодового тела.

Валерику стало страшно при мысли о том, что вся эта возня, которую он рассматривает под микроскопом – это и его возня тоже, один в один.

И в голову вдруг пришла сумасшедшая мысль: он захотел соскочить со щепки и посмотреть, нет ли любви и счастья за её пределами.

– Лёля, – сказал он, когда она в очередной раз проходила мимо, – а ты не могла бы завтра отпустить меня в город? Мне нужно уладить несколько бумажных дел. По телефону невозможно, нужно лично присутствовать...

– Хорошо, – ответила она, почти не задумываясь. – Конечно.

Валерику стало совестно.

– Я, наверное, о многом прошу, – сказал он, пряча глаза и украдкой дотрагиваясь до щеки, которая вдруг, как ему показалось, полыхнула огнём, – ты и так столько делаешь...

– Ну что ты! Это я тут живу, как принцесса, – Лёля засмеялась. – Брось! Конечно, съезди! У меня ещё ни один выходной за смену не истрачен. Я тебя отпущу, а потом вернусь в лагерь, а то я тебя стесняю...

И на следующее утро Валерик уехал.

Он навестил дома маму и даже успел с ней позавтракать, а потом пошёл в магазин. Оттуда он вышел с довольно пошлой и неудобной корзиной для пикника, в которой лежали скатерть, бутылка вина, хлеб, сыр и яблоки. Такой набор казался Валерику романтичным.

Цинично-романтичным, как он называл это про себя. От собственного цинизма у него по спине шли мурашки, но он чувствовал себя одновременно и заранее виноватым, и слегка возбуждённым.

Валерик вернулся в дачный посёлок ещё до полудня, но домой не пошёл, направившись к дачам, расположенным вверх по течению реки.

Земля ещё не просохла как следует, и на берегу местами было топко и грязно, но первые купальщики уже высыпали на берег.

Валерик глядел на них сверху вниз: как и напротив их дачи, здесь к реке тоже нужно было спуститься по крутой тропинке. Наконец он увидел ту, кого искал: молодая девушка купалась в совершенном одиночестве между двумя крупными камнями, торчащими из воды. Она заходила по грудь, отталкивалась ногами, делала один гребок и тут же боязливо разворачивалась, и, отплёвываясь и суетясь руками, плыла к берегу. Валерик понимал, почему: река была коварной, вдоль всего берега по дну шли глубокие ямы. И течение было сильным, особенно после дождей – в несколько минут могло доволочь до железнодорожного моста.

Девушка была некрасивой. Её новый, ярко-синий купальник подчёркивал болезненную, неправильную худобу. Кости выпирали из-под кожи, лопатки торчали так, что девушка казалась сутулой. Редкие волосы, намокнув, по-старушачьи липли к голове.

Но самым главным была её неуверенность. Валерик видел: девушка знает, что некрасива и стесняется этого. Он чувствовал её слабость почти как физический объект – потому что сам был таким.

Девушка вышла из воды, полежала немного на солнце, подставляя под лучи молочно-белую кожу, потом снова отправилась купаться – а Валерик всё смотрел на неё с берега, из-за куста жасмина.

Когда он начал спускаться, она стала выходить из воды и поскользнулась.

Валерик слетел по крутой тропинке, едва не упав, поставил – почти бросил – корзину на берег и по колено забежал в воду. Подхватил за локоть, вывел на берег.

Девушка, немного испуганная, но больше – взволнованная и ошеломлённая, разглядывала его, но локоть свой освободить не пыталась.

– Ну что вы... Ну что вы... – неуверенно повторяла она, пока Валерик решительно не отрезал:

– Даже и не думайте! Тут такое течение. Осторожней надо быть. А если бы упали?

– Ага, ага, – она соглашалась, мелко кивала и моргала испуганными глазами. Глаза у неё были не слишком малы, но при этом как-то невыразительны, словно их и не было вовсе. Может быть, дело было в белёсых ресницах, может быть – во взгляде, в котором напряжённая сконцентрированность соседствовала с полным отсутствием мысли.

– У меня тётка тут тонула, – девушка наконец смогла выдать что-то членораздельное. В молодости. В водоворот попала.

– Ну вот видите, – протянул Валерик.

Разговор завязался. Они поболтали немного о реках и тётках, потом Валерик упомянул, что давно затеял пикник, и вот наконец представилась возможность... А девушка, Лиля, вдруг испуганно обратила внимание на наполовину вымокшие Валериковы шорты.