Михалыч и черт - [33]

Рассказы:

Александр Уваров

Некрофильское счастье

История эта произошла не в мире. А в таком, знаете ли, маленьком мирке…

Да там и жителей то почти нет. Так, трое… Нет, вру. Четверо.

Точно, четверо! Он, она, мамаша её (ох, характерец у неё! впрочем, и хуже бывает…), да ещё и сынок их приёмный. Ну, то есть, его сынок и её…

Впрочем, начну рассказывать по порядку. А то ещё запутаюсь окончательно.

Когда такие истории пересказываешь — запутаться очень легко.

Это вот если история какая-нибудь незамысловатая и вполне обычная, и в правдивости её ни один слушатель (или, скажем, читатель), даже самый недоверчивый, сомневаться не будет, то и пересказывать её одно сплошное удовольствие.

Знай себе рассказывай… Только прибавляй время от времени: «А дело то было в таком то году… ну тогда ещё лето такое жаркое было… леса прямо все посохли… ну, вы же помните, правда?»

А прибавлять для чего? Ну, это чтобы и самых малых сомнений не оставалось в том, что история эта и впрямь самая что ни на есть правдивая и такая гладкая и ровная, что и зацепиться за неё негде.

В общем, слушай да поддакивай.

И истории такие происходят в большом мире. Я бы даже сказал, в Мире с большой буквы «М».

А вот эта история произошла в маленьком мире. Соответственно, и писать его следует с маленькой буквы «м» (кстати, обратите внимание, какая это маленькая и беззащитная буква… особенно по сравнению со своей большой, рослой, внушительного вида соседкой… ну той, что чуть выше написана).

Истории, случающиеся в этом мире, подчас весьма запутаны (я потому и предупредил, что в этом деле запутаться — ну просто раз плюнуть), невероятны, неправдоподобны…

И рассказывать их подчас тяжело до крайности.

И тут уж никакого слушателя, даже самого доверчивого, не убедишь в правдивости рассказа.

«Э, брат» скажет слушатель (даже самый доверчивый). «Да ты, поди, врёшь всё… Разве такое бывает? Или бывало когда? Не припомню что-то… Вот в прошлом году… Ну, тогда лето ещё жаркое было… Вот тогда точно… В Тибете йогов откопали… шерстью обросли… оттаяли… мясо из рук рвут…оголодали, видно. Да об этом ещё в газетах писали! Точно, точно!»

Да разве с этим поспоришь? В большом Мире только такие вот правдивые истории и происходят. И о них пишут в газетах. Очевидцы пишут, должно быть.

А в малом мире нет очевидцев, которые могли бы подтвердить правдивость рассказа. Потому что мир уж больно маленький.

Ни один очевидец, будь он даже самого маленького роста, в этом мире просто не помещается.

Но, честное слово, имеет мир этот свой запас историй.

Итак…

У каждого человека есть маленький личный мирок. С личной маленькой Вселенной (это ничего, что я это слово с большой буквы написал? я ведь с приземлённых позиций, человеческих, так сказать… с таких позиций даже маленькая личная Вселенная кажется огромной и необъятной). С маленькой личной Солнечной системой, аккурат в самом центре которой светит маленькое личное Солнце (периодически выбрасывающее в окружающее пространство маленькие, очень личные, но огненные (и при том весьма опасные) протуберанцы).

Природа этого мира — это природа человеческая. Слабая, неуравновешенная… Без гармонии и порядка…

В этом мире некоторые звёзды, например, гаснут просто так… От скуки.

Представляете?

Планеты, конечно, там тоже есть. Летают они кое как, орбиты их искривлены и растянуты… Внешне, в большинстве своём, они скучны и безжизненны.

И покрыты толстым слоем пыли.

Некоторые планеты давно застыли недвижно, никуда не летят и даже уже не вращаются. И потому поросли паутиной и она свисает с них длинной, серой бахромой. Словно борода от старости выросла у этих планет.

Любое уважающее себя светило в большой Мире плюнуло бы с отвращением, едва завидев подобную загаженную планету.

А в маленькой Солнце ничего… Греет, как может…

Может, потому греет, не брезгуя, что знает тайну маленьких этих миров.

Ведь хоронит та пыль… Боже, что она подчас хоронит!

Да вот, кстати. С похорон мой рассказ и начнётся…

Героя моего зовут Иван Петрович.

Фамилию говорить не буду, он просил не называть.

Жил он в маленьком мире. Совершенно одиноко.

Большой Мир он не любил — его там часто обижали (сейчас не любит ещё больше, а почему — сами потом поймёте).

В большом Мире он работал ветеринаром. Лечил коров.

Каждый будний день Иван Петрович вставал в пять утра, умывался, брился, завтракал (как правило, яичницу себе делал и заваривал дешёвый, давным-давно купленный ещё в городе чай, щедро сдобренный самолично собранными в лесу душистыми травами) и уходил потом на ферму.

Возвращался к обеду, примерно к полудню. После обеда снова на работу уходил. И работал часов до трёх.

И опять домой возвращался.

А потом уж — по разному бывало.

Когда вызовут, если скотине какой занеможется. А если всё нормально — так чего лишний раз ходить?

Как правило, спал Иван Петрович часов с трёх-четырёх и до десяти часов вечера.

По вечерам… Об этом потом расскажу.

Жил Иван Петрович одиноко. В маленьком домишке, на отшибе села, что выделил ему когда-то колхоз в далёкие теперь уже времена, когда был Иван Петрович молодым специалистом-ветеринаром, завидным женихом (ещё бы! не пьёт ведь, представить только!) и вообще — личностью видной и незаурядной.